Читать «Интерпретаторы» онлайн - страница 4

1

- Этот звук выворачивает желудок, — бормотал Саго, заткнув уши, чтобы не слышать скрежета железных столиков о бетон. Дехайнва вдруг подпрыгнула, и голова Саго, лежавшая у нее на коленях, чуть не ударилась о стул. Руки Банделе, как всегда, изумляли. Одним движением он обхватил стулья и столик и сдвинул их ближе к стене. Танцующие убегали от хамелеоновых языков ливня, а злобный ветер хлестал их. Через мгновение остался только оркестр.

Бульканье продолжалось довольно долго, прежде чем Эгбо понял его смысл. Он с отвращением взглянул на протекший навес и выплеснул пиво в дождь:

— Жалость мне не нужна. Скажите богу, чтобы он не лил слезы в мое пиво.

Саго тер шею.

— Как ты подпрыгнула! Так можно сломать шею горилле!

— Я спасала прическу.

— Моя шея и ее прическа! Отчего ты не носишь парик? Это модно.

— Мне не нравится.

— Глядя на твою прическу, люди решат, что ты лысая.

Отделенный от ливня метровой бамбуковой перегородкой — «уют и интимность, посетите отдельные кабинеты клуба Камбана», — Эгбо смотрел, как его оскверненное пиво исчезает во вспененной луже.

— Выбор сделан. Жаловаться не на что.

Банделе вопросительно взглянул на него.

— Я говорю сам с собой да с этой болтливой лужей.

Два весла рассекали тихую воду, безмолвная борозда тянулась за лодкой между застывшими слезами мангров; воздух был мертв: они плыли туда, где из речной глади торчала старая ржавая пушка. Вместе с гниющими лодками возле берега она создавала впечатление старой, выцветшей фотографии. Гребцы задержали лодку у пушечного ствола. Опустив руку в воду, Эгбо смотрел в солоноватую тишь, в темную глубь, скрывавшую илистое дно. Он ушел в себя, на лице его было спокойствие.

— Наверно, вы догадались. Отец и мать утонули здесь.

Лодка двинулась дальше.

— Ваши китайские мудрецы, конечно, объявят, что это ложь. Как можно сказать, что отец и мать утонули здесь, когда сегодня вода не та, что была год назад или даже вчера. Или миг назад. Но дед мой отнюдь не философ. Он утопил здесь пушку, чтобы отметить место. Поэтому я говорю, что отец и мать погибли именно тут.

Никто не взглянул на него, никто не знал, что сказать. Из удалявшейся пушки вылез любопытный краб, вытянул к солнцу клешни и соскользнул со ствола, пробуравив в воде неслышную норку. Речные бычки цвета воды сновали в некогда гордых гнилых боевых лодках. Бесконечные своды мангров тянулись над головой, и Кола нарушил молчание:

— Эти мангры меня угнетают.

— Меня тоже, — ответил Эгбо. — Вода меня будет преследовать всю жизнь; я не люблю того, что пахнет смертью. Помню, когда-то в Ошогбо я лежал часами в роще Ошун и слушал, как плещутся волны. В них было что-то мирное, успокоительное. Я лежал там и ждал, что отец и мать выйдут из воды и заговорят. Я верил, что они стали водяными и когда-нибудь выйдут ко мне. Но роща Ошун всегда была серой, и я каждый вечер ходил на берег и слушал, как плещутся волны. — Он рассмеялся. — За это меня пороли. Опекуны решили, будто я стал поклоняться Ошун. Но что мне Ошун? — Он водил рукою в воде, свивая белесые водоросли.