Читать «Повесть о художнике Федотове» онлайн - страница 3

Весной на лугах появлялись цветы, пестрые, как детвора: колокольчики, клевер, ромашка; в саду вырастала зоря с блестящими перистыми листьями, с гладким стеблем, из которого делали дудочки.

Интересно было в городе. На площадях стояли раешники; они вертели ручку райка, приговаривая:

– По копейке! По копейке!

Раек похож на маленький домик, поставленный на легкий раскидной столик; домик покрыт двускатной крышей, а на передней стенке сделаны четыре круглых окошка: через них смотрели внутрь райка.

Раешник – обычно человек молодой, в высоком картузе, в нарядном, хотя и поношенном, кафтане.

Раешник оживлен и сладкоречив.

Дети стояли в стороне: копейки не было.

Объяснения при смене картинок, соединенных вскладень, давали в рифму:

– А вот, изволите видеть, господа, андерманир штук, хороший вид: город Кострома горит. А вот андерманир – другой вид: Петр Первый стоит, государь был славный, а притом и православный. А вот андерманир штук: город Палеромо стоит, барская фамилия по улицам чинно гуляет и нищих тальянских русскими деньгами щедро наделяет. А вот, изволите посмотреть другой андерманир штук – другой вид: Успенский собор в Москве стоит, нищих в нем бьют, ничего не дают.

Москва любила говорить, петь, рисовать. Дети шли в Китай-город, выходили на Красную площадь, считали купола церкви Василия Блаженного, бродили между торговыми рядами. В дощатых палатках пестрели лубки на веревочках. На лубках – войны, победы, генералы и рядом картина о том, как мыши кота хоронили. Все картины с надписями. Их можно долго рассматривать. Здесь же предлагали купить лаковые табакерки с разными рисунками, с портретами Кутузова, Багратиона, Платова. А больше всего было рисунков, изображающих пожар Москвы.

В палатках продавали точеную посуду и другие деревянные, пестро раскрашенные диковинки; прокаленная в печи олифа, положенная на олово и испещренная красками, блестела, как драгоценный камень.

Здесь в первый раз встретился будущий художник с живописью.

Посылали его сюда купить сахару восьмушку, чая на заварку, но больше он приходил сюда сам: посмотреть, послушать.

В рядах шумели покупатели, говорили и кричали купцы, пели нищие.

Хвастались в старой купеческо-мещанской Москве многим: точеной посудой, табаком, лаковыми табакерками, Василием Блаженным и Царь-пушкой.

Была молва, что та пушка одним выстрелом могла побить всех французов, но не посмели из нее стрелять, потому что выхлынула бы Москва-река из берегов и затопила бы весь город.

На Москве-реке скрипели причалами баржи, черные снасти темнели на синем небе.