Читать «Воспоминания об Ильиче» онлайн - страница 71
Анна Ильинична Ульянова-Елизарова
В сентябре Владимир Ильич ездил в Красноярск по разрешению «лечить зубы». «Он давно уже подавал прошение, зубы у него совсем прошли, а тут разрешение пришло на недельку отправиться в Красноярск. Сначала Володя было думал не ехать, но потом соблазнился», — пишет Надежда Константиновна 11 ноября. И Владимир Ильич пишет (16 сентября) из Красноярска, что доволен своей поездкой: «Вылечил себе зубы и проветрился несколько после l/2 годового шушенского сидения. Как ни мало в Красноярске публики, а все-таки после Шуши приятно людей повидать и поразговаривать не об охоте и не о шушенских «новостях»». Оказалось, что и по «зубному делу» Владимир Ильич съездил недаром: у него болел совсем не тот зуб, который он рвал, не дождавшись разрешения, в Минусе, а другой, который и вырвал в Красноярске дантист (письмо Надежды Константиновны от 27 сентября). Ехал Владимир Ильич от Минусинска на пароходе, и, несмотря на то что «набрал с собой», по словам Нади, «уйму книг», дорога, особенно обратная, ему «смертельно надоела». Ездили как-то за 20 верст к Курнатовскому. Приезжал к ним Глеб Максимилианович в ноябре читать первые две главы «рынков».
На охоту Владимир Ильич ходил большею частью с товарищами по ссылке, рабочими Проминским или Энгбергом. Когда в Шушу заявлялся кто-либо из гостей, то они сопутствовали ему. Он стреляет уток, тетерок, куропаток. Мешает отсутствие хорошей охотничьей собаки. За зайцами Владимир Ильич отправлялся иногда зимой на острова Енисея на целый день. И все же, как пишет и Надежда Константиновна, «охотник Владимир Ильич не особенно страстный».
Мать наша собиралась съездить к Владимиру Ильичу на лето и в 1898 г., и он относился к ее поездке в этом году положительно и писал (10 мая): «Очень и очень бы хотелось, чтобы тебе удалось сюда приехать». «Если бы можно во 2-ом классе по железной дороге, то я думаю, что не будет чересчур утомительно». Но поездке этой не удалось совершиться, главным образом из-за тюремного заключения брата Дмитрия Ильича, тянувшегося почти год. До его освобождения, при полной неопределенности его судьбы, мать не хотела, конечно, ехать, а он был освобожден только 20 августа, когда в Сибири началась уже осень и ехать туда было, несомненно, уже поздно.
И этот весь год шла у нас, конечно, с Владимиром Ильичем деятельная переписка химией, и когда он указывает, перечисляя полученные книги, что какой-нибудь «Дневник съезда техников» или «оттиск из Архива» были особенно интересны и «особое за него спасибо Анюте», то это означает, конечно, получение химического письма. О легальных общественных событиях того времени — докладе Лозинского, прениях в Вольном экономическом обществе насчет денежной реформы, о реферате Струве, прочитанном в Москве в 1898 г., и я, и Марк Тимофеевич писали ему в обычных письмах и посылали тезисы докладов. И Владимир Ильич писал по поводу доклада Лозинского, что это шедевр глупости и что стоит усадить его рядом с г. Южаковым (4 января 1898 г.) О реферате Струве, который, помню, поселил большое недоумение среди московских социал-демократов, Владимир Ильич пишет: «Действительно, с такими новыми взглядами вряд ли стоило выступать в кратком реферате. Остатки работы Федосеева были бы интересны в этом отношении; он держался, кажется, совсем иных взглядов на наше помещичье хозяйство перед реформой» (28 декабря 1898 г.).