Читать «Беседы с Vеликими» онлайн - страница 53

Игорь Николаевич Свинаренко

– Это когда было?

– Конец июля, 2006 год. Тогда пошла такая мода – делать поэтические вечера. Илья был на таком вечере во Львове. Он рассказал, что был в Перу, ему понравилась творческая атмосфера этого маленького государства, которое как заноза торчит в материке, по-пиратски врезается в него. И он предполагал такую возможность – переехать в Перу и сидеть писать там. До этого у него были похожие планы в отношении Европы – пожить там, поработать…

– В общем, в последний раз вы поговорили хорошо.

– Ты знаешь, мы всегда хорошо говорили. Но как только расставались, то сразу начинались какие-то обстоятельства, были громы, мелкие грозы. Вдруг начиналось что-то… А когда мы вместе были – все было в порядке. Мы с Ильей как-то так общаемся…

– Что? Общаетесь?

– Ну да.

– И сейчас?

– Ну да. Должок за мной есть… Я в принципе готов его заплатить. И я представляю себе, как это сделать. Но для этого нужно поймать момент…

– А что можно теперь сделать? Сочинить какую-то песню?

– Это тоже возможно. Но пока это не получается. Вся эта белиберда продолжается после его смерти. Надо, чтоб все улеглось. Мы с ним обсуждали возможность выпуска альбома.

Люди

– У меня было очень много друзей – это люди, которых уважал, любил, созидал своей фантазией. Выстраивал образ человека, который рядом с тобой и к которому ты всегда можешь обратиться. Но время проходит, обстоятельства меняются, и какие-то люди исчезают из круга общения. Они остаются только в памяти. Слава Богу, что в памяти! Некоторые просто уходят в забвение.

– А, «кавалергарда век недолог». Почему?

– Кавалергард – это что такое? Ты, значит, должен быть всегда на подхвате. Вот я тебя вижу – я тебя помню. А память человеческая коротка. Ведь вокруг нас такая стружка снимается постоянно, даже когда мы этого не замечаем, что мы просто не успеваем в себя это впитать.

– Значит, для тебя это не случайная поговорка: «С глаз долой – из сердца вон».

– Ну что я тебе могу сказать? Иногда происходит обрыв души, и я думаю: «Как же я этого человека так близко подпустил, как это стало возможно? Вроде замечательный человек был…» Но – бывает, ничего не поделаешь.

Книги

– А помнишь, ты пытался читать Иоанна Кронштадтского. И как?

– Не дочитал. Сложно очень. Но я планирую вернуться, конечно. К этому прийти надо…

– Кого еще читаешь?

– Для меня важно, что есть Павич. Это немногое из того, что я продолжаю читать, будучи ленивым человеком. У меня на подоконнике в туалете два года лежит Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль». Я ее читаю, потому что… не знаю почему. Представь себе человека, который писал в те дремучие времена…

– Шаг вправо, влево – расстрел.

– Да! Кругом инквизиция, а у него глумление над религией! Это просто дневник Рабле, там нет связного текста. Кроме глумления там еще пародии, а иногда он в философствование впадал…

Итого

– Идет борьба нашего детского пиратства и романтизма – с нашим взрослым состоянием. Это испытание.

– Ты стал взрослым?

– Нет, нет. И я ничего не могу с этим поделать. Ответственности никакой. Все, что я могу испытать, – это безответственность. Я просто парусник… Сдувает меня. Я не наивный человек, я придуриваюсь – но иногда в таком восторге пребываю! Я ничего не сделал, а все говорят – нет, сделал! Чего я такого сделал? Объясни! – Ну как? Ты классик все-таки. – Ага, классик. Чайковский… Стравинский…