Читать «Беседы с Vеликими» онлайн - страница 233

Игорь Николаевич Свинаренко

– Я тоже так думал, когда мне было лет тридцать. Ненавидел всех, кто пошел работать с большевиками. А сейчас я думаю иначе. Дворяне служили ведь не только батюшке-царю, с Петра это понималось больше как служение России. И в 17-м году очень многие остались потому, что не мыслили себя вне России. Был комплекс кающегося дворянина – он ощущал свою вину перед народом, который веками работал на него. Этот комплекс долга перед народом был у них в крови. Долга в том смысле, что дворянин должен помочь развитию народа. Это было свойственно едва ли не всем без исключения образованным людям России. И очень многие вот так прямо пошли в Красную армию, потому что видели полный развал режима, вызванный войной. Многие пошли от безвыходности…

– Бунин тоже мог бы сказать: «Да хрен с ними, лишь бы выжить. Начну сейчас сочинять красивые байки про комиссаров, мне паек за это дадут. Вон сколько бывших благородных продалось, и ничего». Но он, наоборот, сидел голодный и писал «Окаянные дни» про то, как он ненавидит эту сволочь и не может смотреть на их хари. У него в отличие от очень многих хватило ума понять, что происходит, а не забивать себе голову чепухой и пустыми надеждами. И решимости хватило не продаться большевикам.

– Да, он все понимал… Его «Деревня» – едва ли не лучшая русская книга о революции 1905 года. Повесть кончается, по сути, символом. Там героиня по прозвищу Молодая – крестьянская девка, нищая, бедная, изнасилованная – выходит замуж за отвратительного люмпена Дениску, который бьет своего отца, никчемного мужика Серого. С одной стороны, он рассказывает с ехидной ухмылкой, что ходит к проституткам, а те голодные: «Дашь ей краюху черного в качестве гонорара, и она всю ее под тобой сожрет». А с другой стороны, этот люмпен таскает в чемодане брошюрку «Задачи пролетариата в России». Вот этим кончается «Деревня». Для меня это прообраз 17-го года: Россия, которая выходит замуж, отдает себя этой страшной силе обозленного люмпена, ненавидящего культуру и всех, кто хорошо одет и у кого чистые руки.

– Знал человек, про что пишет!

– Да… Как только он начал зарабатывать хорошие деньги – это примерно с тридцатилетнего возраста, – то стал каждую зиму проводить за границей. Но на лето всегда возвращался в Россию, в деревню. Для него это ощущение деревенской жизни, того, что называлось связью с народом, совершенно прямое. У него никогда не было ощущения: вот народ, а вот отдельно я. Он никогда не ощущал себя мужиком – но то, что он ощущал себя частью этого огромного единства, которое называется Россией, – безусловно.

– Это все так. Но тем не менее Бунин не стал себя обманывать и уговаривать, что ладно, как-нибудь при красных наладится жизнь…

Бунин, Деникин и товарищи

– Не мог он служить красным… Помните, в «Окаянных днях», описывая Москву во время октябрьского переворота, он говорит, что на следующий день изменилось лицо у толпы. Я абсолютно уверен в том, что это достоверное наблюдение. Естественно, что озлобленный люмпен, который раньше боялся городового, тут же обнаглел. И весь выплыл сюда, в самый центр города, где митинги многочисленные. Те лица, которые раньше прятались, вдруг хлынули на улицу и стали лицом толпы, что, конечно, могло привести в ужас. Я думаю, что для Бунина и вопроса не было – служить или не служить красным.