Читать «Беседы с Vеликими» онлайн - страница 230

Игорь Николаевич Свинаренко

Бунин всю жизнь прожил в литературе, для него это был воздух, которым он дышал, без которого он бы задохнулся. К тому времени, когда он сформировался – достаточно поздно, годам к тридцати, – у него сложилось определенное представление о том, что такое русская литература, что такое русский писатель, что такое русский дворянин, интеллигент, каким должен быть художник… В чем-то это представление осталось неизменным до конца его жизни. Для него всю жизнь Богом в литературе оставался Толстой. Иван Алексеевич его до последних дней перечитывал. У Бунина буквально бешенство вызывало сопоставление его с Достоевским. Он записал в дневнике где-то: «Двух людей ненавижу: Гоголя и Достоевского». Он считал, что Достоевский пишет плохо, что это все сплошная истерика. Ему отвратительно было морализаторство Гоголя. Или вот Адамовичу он говорил: «Вы думаете, я не понимаю, чем вас привлекает эта цыганщина?» – это о Блоке. Не любил он Блока, вообще к модернистам, к декадентам относился с некоторым презрением.

А идеалом человека-писателя для него всю жизнь оставался Чехов, которого он нежно любил. На мой взгляд, лучшее, что написано о Чехове, – бунинская книга: с какой любовью, с каким пониманием она написана!

Эротика в 70 лет

Вот этим своим взглядам на литературу, на писателей он никогда не изменял. Это кому-то может показаться крутизной… Он всегда делал не то, чего хотел, – но то, что считал должным делать.

– Эта сложная личная жизнь, когда под одной крышей живут две его женщины, – наверно, непросто ему давалась. А потом бегство молодой любовницы… Но он крепился! В фильме он говорит собачке про это все, яркая была фраза: «Да ладно, одной сучкой больше, одной меньше». Была такая собачка, такая фраза?

– Да не было никакой собачки. Это придумано. Ситуация с собачкой – это единственный эпизод картины, за которым нет реальных событий…

– Да-а-а? А я-то думал… Гм… Вот как…

– Да. Я продолжу. В этом смысле и его поздняя любовь, и смелость, с которой он позволил себе наплевать на общепринятую мораль, на сплетни, – это все стало возможно вот почему: он считал, что ему как художнику это позволено. Без этого были бы невозможны «Темные аллеи»! Эта последняя книга Бунина – может быть, величайшая русская книга о любви, там есть вещи абсолютно необъяснимые. Например, рассказ «Натали», который поражает. Там описаны эротические переживания юноши, который разрывается между двумя любовями: земной и небесной. Это описано с такой свежестью любовного чувства, с таким драматизмом! А писал это весной 1940 года семидесятилетний старик… Или «Чистый Понедельник». На мой взгляд, самый прекрасный рассказ в русской литературе, в котором соединяются ощущения России Серебряного века, русского характера, русской женщины, любви, загадки этой любви. Это написано с такой безысходностью любовного чувства и с такой свежестью восприятия России! Той России, которой уже к тому моменту двадцать лет как не существовало. При том что автору было уж 74… Поэтому мне кажется, что у Бунина было справедливое ощущение: пока он мужчина – он художник. И это часто бывает у писателя, у художника… Художнику это необходимо как воздух. Какая-то связь между мужской силой и силой художнической, вероятно, есть.