Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 81

Сергей Милич Рафальский

Гнедой с места рванул веселой рысью.

Потряхивая вожжами и поглядывая на дорогу, барин стал расспрашивать о том, о сем и от народнического усердия выражался иногда столь заковыристо, что Маланья ни хрена не понимала. Однако отвечала, по-видимому, впопад, так как беседа не переставала быть оживленной.

Болтая всякую чепуху, барин искоса оглядывал бобылку и думал, что, несмотря на преувеличенные выпуклости, она в Евы для запроектированного Земного Рая годится. По наведенным справкам — слишком спорить не любит и жизнь ведет свободную. Значит, предложение ее не испугает. Конечно, лучше было бы отбить у соседа Марго: француженка смелей и к голости привычней. А еще лучше бы немку. У той дрессировка совершенная: хоть на голову ее поставь — если такой закон, удержится до Страшного Суда. Но что поделаешь! За неимением гербовой… Вот только фиговый лист для Маланьиных масштабов не впору! Разве что лопух!. Маланья, как ведьма, чужие мысли угадывала сравнительно легко. Если не все, то самые главные — словно в темную чужую хату сквозь мутное стекло заглядывала. Поняла она, что барин ее в думках раздевает, рассмеялась порезвее и поджалась совсем тесно.

Однако Голотяпов как был, так и остался: вожжи в руках, а зенки на дорогу. Подумав, что «вырезанный» стесняется, бобылка поглядела пристальнее своим третьим оком в его мутную душу, заметила, что заместо чего прочего барин к ней — голой — с каким-то лопухом пристраивается и обиделась вкрутую. Всколыхнув бричку, резко отодвинулась на край и поджатыми губами попросила:

— Ужо задержи конька-то, барин! Тутка напрямки по полям, ближай… Обратно у Гнилой Балки таки лопуха, что твой плат. Ежеле по нужде — сама сорву!

Занятый райскими размышлениями Голотяпов машинально конька остановил и помог Маланье слезть. Лопухи он мимо ушей пропустил. А если бы и не пропустил, то все равно, не веря в чертовщину, подумал бы: «вот совпадение!» Сейчас он глядел, как бурно мотают юбками сердитые Маланьины округлости и томился сомнением. Эх, лучше бы немку! Впрочем, там видно будет: перебросится великая идея и в настоящие страны!.

Об измене бобылки в лесу узнали впервые от дубовика. Прождав понапрасну недельку, паренек заскучал, смотался в сумерки к деревне и нашел Маланьину избу на запоре. Для чертячего замок, разумеется, не препона, и, пройдя сквозь стенку, он увидел, что хозяйка ушла всерьез. Все вещи в горнице, раньше жившие своим будничным служением, теперь, растасованные по углам и полкам, непробудно спали, и даже та знакомая миска, в которой Маланья оставляла любимое лакомство — парное молоко — для своих лесовых гостей, лежала перевернутой и донышко ее покрывала седая пыль. Из-под остывшей печи вылез всклокоченный, чихающий, перхающий, полуслепой и полуглухой старичок Домовой и пожаловался на оскудение, на ревматизм, на скуку и на то, что все чаще и чаще начинают наведываться те сердитые черти, которые живут в брошенных домах. Куда ушла бобылка, он, однако, рассказать не умел. По счастью, пробираясь обратно в лес подзаборной крапивой, дубовик мог подслушать, как у колодца судачат две кумушки, и узнал все: что Маланья ушла в кухарки к кабатчику Виссарионычу, что Виссарионы настраивается в управляющие к уже купившему Николин Бор Голотяпову, который посылал кривого Пашку к Маланье, чтоб сманить ее к себе, но бобылка ни за что не хочет. Бабы только что стали рядить — почему, де, Маланья от своего счастья морду воротит, как рябая собака, принюхавшись к крапиве, завыла на дубовика. Пришлось пареньку задавать стрекача и отфыркиваться от наседающего пса, пока не добрался он до первых деревьев и птицей не взмыл на ветки.