Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 5
Сергей Милич Рафальский
Вскоре отец Афанасий убедился, что читать Библию серьезно — совершенно невозможно: на каждой строке рассудок становился на дыбы…
Для психической самозащиты он выработал специальный рабочий прием, вроде того, которым пользуются примазавшиеся, когда изучают историю партии: захлопнуть, как крышкой, всю критически мыслящую часть рассудка и загружать только одну память… Чтение пошло гораздо быстрее. И странное дело: словно крупицы золота из струй горного ручья, из мутного потока событий «Священной истории» на дне сознания о. Афанасия стали оседать высокие — во все времена у всех народов бытующие мысли. Печальная мудрость человеческая, вечно ищущая и никогда не находящая, кочующая из страны в страну, как тень облака из долины в долину, первые уцелевшие записи которой читаются на стенах египетских погребений, а последнее слово еще не сказано и теперь и, вероятно, никогда сказано не будет; Мудрость, которая — в конце концов — твердо знает только одно: что «все суета сует» и что «псу живому лучше, чем льву мертвому» — тихой росой стала оседать на железно-бетонный диамат о. Афанасия. Пока поверхностная, как снежная пыль на высокогорном граните, она — при перемене времен — могла либо растаять и легким паром уйти навсегда, либо, проникая в микроскопические трещины материалистического монолита — начать разрушительную работу…
Перейдя к Евангелию, отец Афанасий прежде всего поразился перепроизводству чудес. Ему, как человеку технической эры, чудо казалось скорее атрибутом машины. Если в XIX веке вольнодумцы не верили в магию, то в XX-м они слишком в нее поверили, но только с другой, так сказать, стороны — всякое сверхъестественное явление, в котором не чувствовалось «дыхание интеграла», не убеждало, а — наоборот — отвращало и возмущало отца Афанасия… И все-таки — несмотря на чудеса, нелепицы и бесконечные повторения, из наивного повествования Евангелистов перед отцом Афанасием постепенно выявлялся, для него несколько неожиданный и — в общем — положительный, образ самоотверженного пропагандиста любви и милосердия. В конце концов, если не считать того, что Евангелие могло ослабить классовую бдительность и парализовать волю к борьбе эксплуатируемых масс — ничего остро противоположного интересам трудящихся о. Афанасий в нем не нашел… Безобидные чудачества и только…