Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 31

Чувствительный и самолюбивый, воспитанный вдобавок на романтике и героизме специально отпрепарированной для родного корпуса истории общественных движений, отец Афанасий начинал испытывать настоящее омерзение от своего беспомощного, двусмысленного положения и от всего этого — как ему раньше казалось — единственно мыслимого Революционного строя, в котором вся жизнь как будто состоит из притворства, слежки, доносов, подозрений, безвыходного терпения жертв и не находящей утоления ярости палачей.

Охваченному внутренним пожаром ему стало казаться, что все замечают его идеологическую гибель… Недаром раввин, всегда добросовестный, теперь стал почти нестерпимо внимателен к своим «входящим-исходящим», а епископ Павел, обычно здоровавшийся приветливой, но полуотсутсгвующей улыбкой, — долго и серьезно посмотрел издали и почему-то тихо перекрестил:

«Спаси вас Христос».

Отец Афанасий еле удержался, чтоб не закричать ему вслед, что Христос тут не при чем, потому он — Афанасий — вовсе не «отец», а оборотень, один из легиона мелких бесов, рассаженных Великой Партией по всей стране.

Падение вверх

В этот вечер отец Афанасий остался в канцелярии дольше всех — надо было привести в порядок дела, днем работалось плохо… Когда с красными пятнами на щеках и снова с тупой болью под ребрами он в десятый раз — ничего не понимая — перечитывал какую-то входящую, ему почудился шорох в коридоре. Возле полуоткрытой двери в тени стоял грузин, исполнявший обязанности санитара при околодке и манил его рукой. Отец Афанасий вышел.

— Чего тебе?

— Ты поп, что ли? Так там кацо помирает. Кран сорвался, его убил… Попа требует… Да ты не бойсь, — прибавил он, по-своему истолковав игру чувств на лице отца Афанасия. — Я не выдам — мой отец тоже в Бога верил. А начальства никого нет. Все на открытии электростанции. Пьянка будет до ночи…

— А где же архиерей? — ухватился за последнюю соломинку отец Афанасий.

— Взяли машину стеречь… Чтоб шпана чего не отвинтила… Ну, идешь, что ли?

…Человек действительно помирал. Даже глаза его казались разбитыми и помятыми и даже круглая украинская голова как будто сплющилась и вытянулась. Когда отец Афанасий наклонился к подушке, он зашевелил губами с кровавой пеной в углах и захрипел, как будто продолжая:

— Скольких решил — не помню… может — двадцать, может, двести… На поляне… Ямы… в них рядами… как бураки… Пленные… Все мы… в доску пьяные… Порох воняет, кровь воняет… Известка на раны попадет… которые оживают… как черви в муке… по дну… елозят… А последний… с полковничьими нашивками… френч на груди разорван… и там крест и медальон… с портретом… Стоит прямо… белый, как бумага… руки за спиной… проволокой… связаны… И говорит: «вспаменташ о тым в твуй смертны час»… Вот ты поп… скажи… если Бог есть… как Он нам… это позволил… И что мне… теперь с Ним делать»…