Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 129

Сергей Милич Рафальский

Уезжая из Парижа, пришлось сделать траур… Ничего особенного, но все-таки — шляпка, вуалетка, платье, жакетик…

— Но мать же еще жила! — оторопел Александр Петрович.

— Все равно она должна была умереть, а здесь, в Париже, все обошлось гораздо дешевле. Кое-что я перекрасила, кое-что подобрала на распродажах… А если бы заказывать там — на месте — сколько бы это стоило!

— Да, трудна жизнь! — сказал, чтоб что-нибудь сказать, Александр Петрович. «Работяга» перестала его умилять, и он с удовольствием прекратил бы разговор, но девушке тоже неуютно было в мире, и она искала душевной теплоты.

— О, жизнь очень трудна, месье! А, главное, люди такие нехорошие! Вот моя родная сестра — она приехала из Аркашона, и мы по очереди каждую ночь дежурили у матери. Только я стала замечать, что каждый раз что-нибудь из буфета пропадает — то чашка, то салатница. Где она? — спрашиваю… А сестра, как святая дева, опустила глазки и отвечает: мама мне вчера подарила… Но, месье, это же общее наследство! Его надо было потом делить!

От интимных частностей европейского быта евразийская душа Александра Петровича заскучала вдрызг. Еще немного, и он готов был послать «работягу», как говорится, «на паровом катере», но — на их общее счастье — из бара напротив вышел в меру пьяный, сильно веселый и густо черный сержант колониальных войск. Девушка бросилась к нему и, как ловкий рыбак неразборчивую верховодку, подцепила и увела в отель ищущего красивой жизни отпускника.

Александр Петрович сочно сплюнул ей вслед и спустился в метро, придерживаясь за перила, а где их не было, — просто за стенку.

«Вот наш нацмен», — бормотал он, широко жестикулируя в бесконечном и в этот час почти пустом коридоре, — «он и обмеривает, и обвешивает, и обсчитывает… Общепризнанный разбойник!. Перед ним самый лихой европейский спекулянт — Франциск Ассизский… Но когда хозяин не заплатит… или без работы — придешь к нему: Ной Ноич! Дайте в долг! По-жа-луйста!. Никогда не отказывает… Никогда!. И никогда не пристает с ножом к горлу: плати!. Другая земля его вскормила… Воздух другой!. Воздух!.»

Александр Петрович демонстративно вздохнул полной грудью и вдруг заметил, что для самого себя неожиданно и не вполне понятно как очутился в вагоне и что от его монолога веселеют и начинают переглядываться сидящие и стоящие в разных углах полусонные полуночники.

Не желая отдавать на посрамление лучшие проявления своей души, Александр Петрович взял себя в руки, замолчал и принял вид интеллигентный. И это было тем более кстати, что его стало укачивать и где-то под ложечкой возник томительный комок… Однако родная станция пришла раньше возможных физиологических последствий. С помощью явно сочувственного кондуктора Александр Петрович выбрался из вагона и, не теряя контакта со стенкой, поплелся по неизбежному коридору. По дороге он чуть было не лег костьми на движущейся лестнице — как только проклятая машина полезла вверх — в том же ритме в пищеводе стал подыматься роковой комок. Еле удержав его затиснутыми зубами, вспотев от катастрофических предчувствий, Александр Петрович шагнул с последней ступеньки на неподвижный пол и — опасно споткнувшись, со всей еще доступной ему поспешностью метнулся к выходу.