Читать «Голова античной богини» онлайн - страница 39

Илья Львович Дворкин

Володька снова умолк, крепко потёр лицо ладонями и быстро-быстро сказал:

— Порол нас денщик. Привязал к скамейке, штаны спустил — и ремнём, пока сознание не потеряли. Я-то после быстро отошёл, а вот он, Оська, почти год болел, людей боялся: думали, дурачком будет.

Костик уж собирался сострить было по поводу многострадального Оськиного зада, да удержался. И до сих пор рад этому.

Глава пятая. Голова прекрасной богини

От отца пришла телеграмма: «Дела задерживают. Два-три дня будете одни. Разрешаю работы при условии находиться под водой не более двадцати пяти минут. Андрей и Витя тщательно следят пузырьками воздуха водолаза. Рабочий день четыре часа».

В тот день Жекете с физиономией, разрисованной синяками почище, чем ритуальная африканская маска, демонстративно не замечал Витю и Андрея. В упор их не видел.

Он сидел на бухте каната и, перекатывая желваки на скулах, глядел в морскую даль. Одно ухо у него было толстое, как оладья.

— Вынашивает кошмарные планы мести, он тебе объявил кровную месть — вендетту, — шепнула Витя на ухо Андрею — и прыснула в кулак.

Андрей засмеялся. Жекете обернулся, уставился на них нехорошим взглядом, потом горько, как взрослый, усмехнулся и отошёл к насосу. А Андрюхе и Вите стало отчего-то так неловко, что и не скажешь.

— А ведь ему здорово худо, этому Жекете, — прошептала она.

— Будет худо с таким отцом, — тихо отозвался Андрей, — озлобился Федька. Ну, тут хоть понять можно. Папаша его до сих пор колотит. Сперва мать Федькину колотил, так что соседям приходилось вмешиваться. А Федьку мать лупить не давала. Вот её-то, пожалуй, Жекете любил по-настоящему.

— Какой же человек не любит своей мамы? — серьёзно и печально спросила Витя. Она поглядела на худущего, сутулого Федьку и вдруг будто другими глазами увидела этого нескладного парня и впервые в жизни поняла много раз читанные в книжке слова: «душа защемила».

Витя и Андрей стояли у самого края плота, Серёжа и Олег готовили своё водолазное снаряжение — «сбрую», как они сами его называли, гремели баллонами со сжатым воздухом; громыхал железом у насоса Семёныч. Так что разговоров Вити и Андрея Жекете не мог слышать. Но Вите всё время казалось, что он слышит каждое словечко, и это ощущение было очень неприятным.

— А где его мать? — спросила Витя.

Андрей помолчал немного, словно раздумывая — отвечать или нет.

— У неё было больное сердце. Она умерла. Давно уже, года два тому назад, — нехотя сказал он. — Вот с тех пор Геннадий Савельич и воспитывает Федьку. Всё больше кулаками. Моя мама вмешивалась, отец, когда бывал дома, соседи… Толку, правда, выходило совсем мало. Папаша его одно твердил: «Мой, — говорит, — сын. Захочу — с кашей его съем».

Теперь они переехали, теперь не знаю, как там у них… А вообще-то, его все ребята на улице не любили. Он постарше нас был. Сколько раз он мне уши надирал, когда я маленький ещё был. Как дёрнет — вот-вот напрочь оторвёт несчастные мои уши. А у самого они тоже полыхают или синяк под глазом — отец, значит, отлупил. Отца его больше всего бесило, что из Федьки ни слезинки не выколотить. А Федька забьётся куда-нибудь и ревёт, если думает, что его никто не видит. И ещё — не дай бог, кто-нибудь про его батю плохое слово скажет! Федька просто звереет. Я из-за этого чумового Жекете и самбо, и боксом стал заниматься — мало ли что ему в голову взбредёт, если он не в настроении…