Читать «Портрет А» онлайн - страница 174

Прошли годы, и все изменилось. Поколение битников причислило Мишо к своим кумирам. Вот как вспоминает о своих парижских встречах с Мишо один из культовых американских поэтов того времени Ален Гинзберг:

Первая встреча (1958 год). «На улице Жи-ле-Кер, где я тогда поселился, я написал Мишо вежливое письмо, в котором говорилось, что молодой поэт из Америки с большим опытом в области галлюциногенов хотел бы обменяться с ним впечатлениями. (Мишо был первый известный поэт из тех, с кем мне довелось встретиться, который действительно знал толк в „уважительном“ обращении с этими наркотиками — в те годы все молодые американские поэты, во Франции неизвестные, усердно исследовали области сознания, работу которых катализируют пейот, гашиш и мескалин, но в Соединенных Штатах не было никого из старшего поколения, с чьим опытом мы могли бы сопоставить свои эксперименты.)

Мишо имел репутацию закоренелого отшельника, и я был удивлен, получив ответ, где говорилось, что в такой-то день после полудня он зайдет ко мне, а еще больше я был удивлен, когда пожилой человек с острым взглядом вошел в мой грязный гостиничный номер как раз в тот момент, когда я мыл ноги в раковине.

Он сел на кровать. Я описал ему обычные эксперименты с пейотом, которые последние десять лет практикуют в Соединенных Штатах, и мне кажется, он был приятно удивлен тем, что обнаружил на этой планете неизвестных попутчиков».

Потом разговор шел об Арто и о том, каких молодых французских поэтов Мишо считает интересными — он советовал Гинзбергу почитать Ива Бонфуа.

Они виделись еще два раза во время других поездок Гинзберга в Париж. Вот последняя встреча.

«Возвращаясь из Индии, я снова оказался в Париже в 1965 году и вдвоем с Грегори Корсо шел к Анри Мишо, чтобы оставить ему записку. Нам не удавалось с ним встретиться несколько дней, пока однажды, когда мы возвращались с бульвара Сен-Жермен, Грегори не заметил Мишо, переходящего улицу Сен-Жак. Мой приятель заорал (как подросток из нью-йорской банды в Нижнем Ист-Сайде орет старому еврею-колбаснику): „Эй! Анри!“

Анри перешел на нашу сторону улицы. „Вы получили мою записку?“ — „Нет, а вы мою?“ — „Я вам назначил встречу на завтра“. Мы втроем болтали, стоя вокруг фонаря, — еще одна неожиданная встреча на этой планете, и тут Мишо краем глаза заметил посреди улицы броско одетую молодую женщину — туристку или журналистку, которая навела на нас фотоаппарат. Он отвернулся и прикрыл лицо. Меня в те времена мало кто знал, но я все равно вообразил, что нас узнали, и размечтался, какой был бы подарок судьбы, если бы эту случайную встречу запечатлели для вечности. „Дорогой поэт Гинзберг, — наивно сказал Мишо, — это, вероятно, вас хотят сфотографировать, а я отойду“. Я был смущен, я испугался, а вдруг он решит, что мы караулили его на улице с фотографами, и вот подстерегли, а дальше нас уже ждет самолет, чтобы умчаться в Штаты вместе с фотографиями-трофеями — для журнала „Лайф“ или еще какого-то варианта Вечности. Я хотел сказать ему: „Нет же, по-моему… мне кажется, что это они как раз вас хотят сфотографировать“. Но я был слишком смущен и пристыжен, чтобы произнести хоть слово. Тем временем та дама что-то нам говорила. Неужели правда просила посмотреть в ее сторону и улыбнуться?