Читать «Фельдмаршал Борис Шереметев» онлайн - страница 119

Сергей Павлович Мосияш

А «сюды» — это не близко. Гродно.

В пути Кисельников седеть начал. Знал твердо, что его ждет. Помнил, хорошо помнил девяносто девятый год, когда сотнями отлетали стрелецкие головы на Москве, по многу месяцев качались в петлях зачугуневшие на морозе тела таких, как он. Царь — зверь, пощады не жди.

— Иван, — тихо шептал спутник Спирька, — ты совсем сивый стал.

— Погоди, брат, и ты засивеешь, как его узришь.

Когда ввели Кисельникова к царю, задрожал он от страха, увидев темные пронзительные глаза Петра и в них смерть свою, пал на колени, стукнулся лбом об пол:

— Прости, государь, — прошептал, обливаясь обильно хлынувшими слезами.

И не поверил ушам, когда услышал спокойный, почти доброжелательный голос царя:

— Встань, Кисельников.

Поднялся на ватные, дрожащие ноги, отирая ладонью мокрые щеки, слезы, стоявшие в глазах, размывали лицо царя.

— Как звать тебя?

— Иван.

— А по батюшке?

— Г-григорьевич, г-государь, — пролепетал Кисельников, со страху едва вспомнив имя отца.

— Что ж это ты, Иван Григорьевич, мне в спину нож всаживаешь? А?

— Что ты, государь, — замахай испуганно руками Кисельников. — Такого и в мыслях отродясь… Христос с тобой.

— Ну как же, Иван, рассуди сам. Я воюю со шведом, держава изо всех сил тужится, а вы, астраханцы, мне в спину удар наносите. Это как?

Молчал Кисельников, чувствуя какую-то правду царя. «Все, спекся я», — подумал как о постороннем.

— Ты сядь, Иван. Что стоишь как перед дыбой?

«Дыбу вспомнил. Ясно, к чему готовит».

— Прости, государь, разве о том думалось.

— Садись, садись, сказал.

Царь сидел за столом, обочь его сидел Шафиров с бумагами, чернильницей и перьями. Когда наконец Кисельников сел на краешек стула у стены, царь спросил:

— Расскажи, как это случилось? Из-за чего? Ведь вы ж воеводу Ржевского убили. Так?

— Так, государь.

— За што? Все, все рассказывай, ничего не таи, Иван Григорьевич. Кто ж мне правду поведает кроме вас, самовидцев?

— Всю правду, государь?

— Да, всю правду, Кисельников.

— Оно, вишь, какое дело, государь. Твой воевода Тимофей Ржевский вел себя аки волк в стаде овец, — начиная смелеть, молвил Кисельников и помедлил, ожидая окрика, но царь лишь кивнул: «Ну, ну». — Всю торговлю в городе к рукам прибрал, всех налогом обложил. Да каким! Ино наторгуешь на гривенник, а налогу два требует. Пока хлеб сверху везут — в амбары прячет, а встанет река — втридорога продает. А полковники, на воеводу глядя, с нас драть последнее почали, мол, опальные — не пожалятся. До тебя-то эвон-как до неба. А в этом годе жалованье почти вполовину урезали. На что жить? Индо рот раззявь — до полусмерти забьют. Ну а тут как твой указ пришел, прости, государь, совсем озверели офицеры.

— Какой указ?

— Ну, бороды брить, и чтоб платье немецкое носить. Так что стало-то! Офицеры начали имать бородатых на улицах и, поваля наземь, отрезать бороды ножницами, иной раз прямо с кожей.