Читать «Миколка-паровоз (сборник)» онлайн - страница 28
Михаил Тихонович Лыньков
А через несколько дней самое великое счастье пришло в Миколкину семью. Нежданно-негаданно вернулся отец. Исхудал он в далеких краях, обветрился и обморозился, зарос бородой — одни только глаза блестят. Да зато таким он был радостным, таким веселым… Обнимал всех, целовал, пожимал руки рабочим, которые толпой пришли из депо. Рабочие подбрасывали его, качали, наперебой звали к себе в гости.
— Не время, братцы, гостевать! — отшучивался Миколкин отец. — А то за столами все на свете прозевать можно! Буржуи перепуганы насмерть и готовы на свободу нашу цепи набросить.
Некогда было и отдохнуть отцу. С головой ушел в новую работу.
Жить они переехали обратно в свой вагон. Заявился к ним все тот же «буржуй» из депо, что испортил когда-то Миколкину картинную галерею. Распорядился заново перекрасить вагон, крышу починить. Даже пол перестлали в домике на колесах. А сам толстяк так и бегал вокруг Миколкиного отца, как на роликах, и все спрашивал:
— Может, вам еще что починить? Может, печку желаете новую?
Морщился Миколкин отец, помалкивал, а потом не выдержал да как гаркнет:
— Да отстань ты, чего прилип как банный лист! Что-то прежде не замечал я, чтобы ты с нашим братом так разговаривал. Сделай все, как надо, и не лебези…
«Буржуй» вроде и не понял ничего, увивается, лепечет:
— Вы уж старое не поминайте: что было, то с водой сплыло. А меня вот рабочие ненавидят. Хотят даже под суд отдать… Чего только не говорят! И притеснял-то их я, и дом поставил за краденое, и на каждую их копейку зарился… Вы ж теперь у нас человек большой, человек уважаемый… Недаром рабочие собираются вас комиссаром поставить на участке. Так вы уж оградите меня…
— Убирайся подобру-поздорову! — не вынес этой болтовни Миколкин отец, а Миколка еще поддал жару:
— Топай, топай, погань буржуйская! Ишь ты, прижали хвост, сразу на задних лапках заходил.
«Буржуя» из вагона как ветром выдуло.
А жизнь-то снова становилась тревожной.
На свободу покушались тысячи врагов. Не собирались буржуи отдавать власть рабочим, большевикам. А большевиком был и Миколкин отец. Частенько приходилось ему скрываться, чтобы не попасть в руки буржуям и офицерам.
Но даже Миколка видел, что сильнее всех в городе и на станции все равно большевики. Все депо шло за ними, все рабочие зорко охраняли их от офицерья да буржуазного правительства Керенского. Да и кто его признавал — то правительство! Приказы Керенского никто не исполнял, паровозы выходили из строя, портились вагоны. Народ не хотел продолжать войну, начатую когда-то Николаем Вторым. Железнодорожники не давали отправлять эшелоны на фронт.
Только в Октябре свободно вздохнули рабочие. Власть окончательно перешла к ним. И стала она называться Советской властью!
— Вот теперь, сынок, наш праздник! — сказал отец Миколке и улыбнулся, как улыбался, когда вернулся с каторги. — Теперь паровозы — наши! Дороги — наши! Вся страна, Миколка, — наша!
Дед Астап прослезился: то ли от слов этих, то ли уж просто от старости. И спросил:
— А царю, значит, что же — совсем крышка?
— Крышка твоему царю! — воскликнул Миколка.