Читать «Центурион Траяна» онлайн - страница 94

Но главное достоинство Сирмия было не в том, что рядом протекала река, и не в окружавших Сирмий лесах, где Траян и Адриан по прибытии успели всласть поохотиться и Адриан даже подумывал – не поставить ли в честь удачной охоты алтарь лесному Сильвану, главное – то, что Сирмий располагался на перекрестке дорог. Именно здесь начиналась Военная дорога, ведущая прямиком в Аквилею. Оттуда приезжали многочисленные торговцы из могущественного торгового дома Барбиев договариваться с Траяном на строительные подряды. Оттуда же представители другого могущественного дома Цезерниев слали вольноотпущенников – за векселями на оплату новых заказов на изготовление оружия в своих мастерских.

Отсюда же, из Сирмия, уходила дорога к данубийскому лимесу, по которой мчались гонцы с приказами Лаберию Максиму и возвращались обратно – с ответами наместника. Сюда же через Византий и Вифинию прибывали гонцы из восточных провинций Империи – огромные владении требовали постоянного внимания. Здесь находись склады вооружения и продовольствия. Отсюда, из Сирмия, можно было хозяйским оком окинуть соседние провинции, призванные обеспечивать и снабжать Дакийскую кампанию. Судя по донесениям, многое в этих провинциях было как-то бестолково. Ремонтировали и строили не то, что было потребно в первую очередь, закупали ненужное, подворовывали. Но главное, чем должен был заняться император, если он вообще хотел оставаться в ближайшие годы императором, – это разработать план летней кампании, разработать так, чтобы не застрять зимой в горах и разгромить Децебала, прежде чем на деревьях начнут желтеть листья. Заставить дакийского царя покориться, стать союзником, но главное – заставить заплатить, наполнить наконец пустую римскую казну дакийским золотом.

Посему почти каждый день собирался императорский совет, каждый день мчались гонцы в Виминаций, Аквилею и Рим, каждый день (или почти каждый) император выписывал новые векселя, утверждал сметы и делал заказы на оружие и машины.

Так что от охоты императору вскоре пришлось отказаться. Под мутные волны государственной переписки попал и Адриан, получив ворох написанных на лучшем пергаменте отчетов о заседаниях сената, подробные перечисления, что, кто и как именно сказал, кто кого поддержал, кого осудили или оправдали этой зимой в Риме. «Ни головы, ни ног в болтанье вашем», – приговаривал Адриан свою любимую фразу из «Ослов» Плавта, разбирая сии документы.

Вечерами обычно все общество собиралось у Траяна, обедали в семейном кругу. Траян много пил, Адриан старался не отставать. Изгнанные Домицианом философы, осевшие в этих местах, полугреческих, полуварварских, полуримских, к которым Траян был равнодушен, но которых так обожал слушать Адриан, развлекали гостей императора за столом.

Днем молодой честолюбец хотя бы на час заглядывал к Плотине.

Адриан всегда любил и уважал жену императора, именно уважал – как мать. Она была добропорядочна и скучна. С ней можно было рассуждать о литературе и даже – о философии. Плотина с удовольствием пускалась в путаные и невнятные рассуждения на всевозможные темы. Траян не тот человек, с которым можно устраивать философские диспуты, так что в собеседники она выбрала себе Адриана и всячески покровительствовала двоюродному племяннику мужа, как будто он был ее родным сыном. С каждым годом эта привязанность лишь усиливалась, и Адриан замечал, как порой туманится взгляд немолодой женщины – ничего от вожделения – лишь тихая печаль и мечта о невозможном – об обретении ребенка вот так через родство душ, а не родство крови. Даже прикосновение племянника к тетке могло быть лишь дружеским и сыновним. Любой намек на большее если не оскорблял ее, то смущал.