Читать «Холодная кожа» онлайн - страница 23

Альберт Санчес Пиньоль

Послышались стоны раненого чудовища. Его товарищи также взвыли. Стук в окно прекратился. Наступила тишина. Это была самая страшная тишина, какую я когда–либо слышал. Я знал, что они находились там, снаружи, никакого сомнения в этом не было. Они вдруг хором стали издавать жалобные звуки. Это напоминало мяуканье слепых котят, когда те зовут мать. Их мяу–мяу–мяу были короткими и тихими, исполненными грусти и беззащитности. Они как будто говорили: выйди, выйди из дома, ты нас неправильно понял, мы не хотим тебе никакого зла. Они не хотели убедить меня в своих добрых намерениях, им было нужно лишь посеять ужас. Они испускали свои меланхоличные «мя–я–я–у», сопровождая их время от времени лицемерным стуком в дверь или в запертые окна. Не слушать их, ради всего святого, не слушать. Я укрепил дверь сундуками и положил побольше поленьев в очаг на тот случай, если им придет в голову спуститься в дом по трубе. Я с беспокойством взглянул на потолок. Крыша была покрыта черепицей. Если им вздумается разобрать ее, они спокойно проникнут в дом. Однако они ничего не предприняли. Всю ночь луч маяка, монотонно вращаясь, проникал в дом через щели спустя равные промежутки времени. Тонкие длинные лучи появлялись и исчезали с точностью часового механизма. Всю ночь чудовища пытались открыть то дверь, то одно из окон, и во время каждого нового нападения я с ужасом думал, что засовы не выдержат. Потом наступило долгое молчание.

Маяк потух. С величайшей предосторожностью я приоткрыл одно окно. Никого не было. На горизонте загоралась тонкая полоска – фиолетово–оранжевая. Я тяжело осел на пол, как мешок с мукой, продолжая сжимать в руках черенок лопаты. Во мне зарождались какие–то новые и незнакомые чувства. Спустя некоторое время над морем появился маленький шарик солнца. От горящей в темноте свечки было бы больше тепла, чем от этого светила, укутанного облаками. Но все же это было солнце. В этих южных широтах летние ночи были чрезвычайно коротки. Это была самая короткая ночь в моей жизни. Мне же она показалась самой длинной.

4

Годы подпольной деятельности научили меня, что лучший способ борьбы с унынием и сентиментальной мутью – это подойти к проблеме с чисто технической стороны. Я пришел к следующему заключению: «Тебя нет, ты мертв. Ты сидишь на этом холодном, забытом богом и людьми островке; никто, на многие десятки миль вокруг, не может тебе помочь. Ты мертв, ты мертв, – повторял я себе вслух, скручивая сигарету. – Твое положение на сегодняшний день таково: ты мертв. Следовательно, если тебе не удастся выкрутиться, ты ничего не потеряешь. Но если сможешь спастись, в награду получишь все – жизнь».

Нам не следует пренебрегать силой, таящейся в размышлениях наедине с самим собой. Сигарета, которую я курил в эту минуту, чудесным образом превратилась в самый изысканный в мире табак. И дым, извергаемый моими легкими, был росчерком человека, которому не остается ничего другого, как принять бой в Фермопилах. Я был изнурен, вне всякого сомнения, но ощущение бессилия отступило. Я не испытывал усталости – усталость испытывала меня. Пока я мог ощущать изнеможение, пока чувствовал, что мои веки свинцово тяжелеют, я был жив. Причины, которые привели меня в эту даль, казались теперь несущественными. У меня не было ни прошлого, ни будущего. Я был на краю света, вдали от всего мира, и меня окружало ничто. Когда я выкурил сигарету, я был бесконечно далеко от самого себя.