Читать «Умереть в Париже. Избранные произведения» онлайн - страница 287

Мама скрывала это от меня, но однажды вечером, вернувшись со службы, я, спустя примерно час, пошла в храм ей навстречу и там наткнулась на сцену лечения. В страхе я остановилась поодаль и так увидела всё.

Мужчина со слезами на глазах несколько раз поклонился и мне, а потом ушёл.

Мама чистой водой протирала татами, на которых он стоял. Наверное, Вы поспешите осудить её за невежество: ведь это ужасно, что она не производила дезинфекцию, не так ли? Но в конце концов желание исцелять людей предполагает готовность по собственной воле принимать их болезни и взваливать на себя их беды, а потому такое понятие, как дезинфекция, просто отсутствовало в маминых представлениях.

Если ты не обладаешь духом истины, чтобы быть способным взять на себя несчастье ближнего, то нечего и браться за столь дерзостное предприятие, как спасение этого ближнего.

Тот прокажённый приходил к нам больше полугода, когда же он перестал у нас показываться, мама, кажется, сама стала ежевечерне навещать его дом в предгорьях. А вылечился ли он до конца или нет — не в этом ведь дело. Даже если крестьянина не удалось исцелить от проказы, душа его, несомненно, получила поддержку. Верующий всегда способен найти утешение, была бы только духовная помощь. Именно благодаря истине в сердце родители могли с благодарностью помышлять о жизни на дне и о принятии на себя чужих несчастий, лечить множество людей и тысячами привести их к вере, обновив их дух. И как бы Вы ни порицали родителей, Вы и сами, конечно же, ищете эту истинность сердца и хотели бы обладать ею.

А иначе что означает для Вас творчество? Тогда Вы — просто ремесленник, играющий буквами, и сочинения Ваши бессильны не то что возвысить человеческий дух, но даже привести его в волнение. Вы, которому вот уж десять лет главной опорой в жизни служат абстрактные письменные знаки, кажется, должны были бы без лишних пояснений оценить духовную высоту бескорыстия родителей, посвятивших жизнь вздорной, по мнению иных, вере и добровольно отказавшихся от собственности.

На седьмой год после того, как мама лишилась глаза, родителей назначили в правление собора М.

Как Вам, вероятно, известно, собор М. — грандиозное, похожее на замок строение, неизменно привлекающее внимание пассажиров на железнодорожной линии Токайдо. Попасть в правление этого собора, вне всякого сомнения, было почётно и для верующего в учение Тэнри означало заметное повышение в иерархии.

Похоже, это должно было стать наградой за тяжкие проповеднические труды в городке А., однако особой радости со стороны родителей я не заметила — скорее это было им в тягость. Мне тогда уже было около двадцати, и я прекрасно понимала состояние родителей, особенно мамы.

Преодолев слёзы и гнев близких, они избрали жизнь в нестяжании вовсе не ради славы или карьеры, пусть и духовной. Это нужно сказать со всей определённостью. Если бы родители стремились к почёту и продвижению на общественном поприще, то они не стали бы отвергать свою принадлежность к старинной провинциальной знати, что давало им куда больше оснований для самоуважения и признания со стороны окружающих. Более того, долгая жизнь в благочестии научила их тому, сколь тяжела истинная вера, когда, нищенствуя телом и душой, нужно сохранять дух благодарности и служения. Мама говорила обо всём этом, тревожась, не приведёт ли их переход в собор М. к оскудению веры, и предостерегая в этом отца. Но поскольку таково было указание вышестоящей организации, они безропотно подчинились ему.