Читать «Американская пастораль» онлайн

I

ВОСПОМИНАНИЕ О РАЕ

1

Швед. Во время войны, когда я учился еще в средних классах, звук этого имени завораживал в наших кварталах Ньюарка всех, даже взрослых, всего лишь поколение назад переселившихся из старого городского гетто на Принц-стрит и еще не настолько пропитанных американизмом, чтобы млеть от восторга при виде спортивной ловкости подростка. Звук его имени завораживал, как завораживало и его удивительное лицо. Ни у кого из нескольких блондинистых евреев нашей почти стопроцентно еврейской бесплатной средней школы не было ничего похожего на волевой подбородок и застывшую на лице бесстрастность этого светловолосого голубоглазого викинга, родившегося в нашем роду-племени и носившего имя Сеймур Ирвинг Лейвоу.

Швед блистал. Блистал как нападающий в футболе, как центровой в баскетболе и как первый базовый в бейсболе. Сколько-нибудь приличным был у нас только баскетбол — команда дважды побеждала на городских соревнованиях, и именно он приносил ей почти все очки, — но, до тех пор пока Швед был на голову лучше своих противников, командный рейтинг нас почти не волновал: мы были отпрысками родителей, чаще всего недостаточно образованных и чрезмерно озабоченных, ценивших, в первую очередь, хорошие отметки. Мускульные атаки, пусть и обузданные спортивной формой, ограниченные строгими правилами и никак не направленные против евреев, не приносили им особого удовольствия, а вот отличная успеваемость — приносила. И все-таки благодаря Шведу жители наших кварталов приобщались к фантастическому ощущению себя и окружающих, к иллюзорному миру, повсеместно создаваемому болельщиками, и, словно неевреи (насколько они представляли себе неевреев), на время забывали о реальности, сосредоточив весь жар надежд на спортивной борьбе. Самое главное: в эти моменты им удавалось забыть о войне.

Возведение Шведа Лейвоу в ранг еврейского Аполлона из Уиквэйка объяснялось, я думаю, войной с немцами и японцами, страхом, которым эта война наполняла все души. Пока Швед уверенно побеждал на поле, жизнь, превратившаяся в непонятный и убивающий надежды хаос, преображалась, и восторженное слияние с невинным самозабвением игрока вносило успокоение в сердца тех, кто страшился никогда больше не увидеть сына, брата или мужа.

Но чем была для него эта слава, эта сакрализация каждого точного броска, каждого перехваченного на лету паса, каждого мощного удара вдоль левой линии поля, позволявшего добежать до второй базы? Не она ли сделала его мальчиком с этим закрытым и словно выточенным из камня лицом? Или то, что казалось взрослой солидностью, было лишь внешним отражением упорной борьбы с нарциссизмом, который все мы навязывали ему вместе с нашей восторженной любовью?