Читать «Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941–1944» онлайн - страница 17

В то же время германские властные структуры в зоне военного управления не могли пользоваться абсолютной властью на захваченных территориях. Так, глубина фронта германской армии составляла не более 10 км. Далее, в глубине оккупированной территории, кроме крупных городов, воинские части встречались редко. Охранные части располагались лишь вдоль железных и шоссейных дорог. На расстоянии 30–50 км от снабжающих фронт коммуникаций воинских частей почти не было.

Формально являясь властью на этих территориях, оккупанты далеко не всегда могли оспаривать эту власть у партизан. Так, тылы группы армий «Центр» были перед партизанами практически бессильны. Это подтверждается следующими цифрами: зона ответственности 582-го тылового корпуса уже в 1941 г. охватывала 6900 квадратных миль с более чем 1500 населенными пунктами. Для поддержания здесь порядка тыловой корпус располагал всего 16 ротами по 85 человек в каждой, то есть 1400 солдатами, из них на борьбу с партизанами могло быть выделено не более 300 человек. Генерал Роквес уже 14 сентября 1941 г. в секретном приказе № 1198/41 констатировал: «В лице русских партизан мы встречаем очень деятельного, ловкого, подвижного и решительного противника, который отлично умеет использовать местность… и, действуя в собственной стране, в большинстве случаев пользуется поддержкой населения». Ввиду этого советских партизан следует рассматривать как силу, имевшую реальную власть на тех или иных участках оккупированной территории РСФСР.

Население же, вне зависимости от политических настроений, большей частью оказывалось перед дилеммой, к кому примкнуть и кого поддерживать: оккупантов или партизан. Все зачастую зависело от того, какая из противоборствующих сил имела в той или иной местности больше силы и влияния. Довольно выразительным на этот счет является сообщение одного из районных бургомистров, рассматривающее положение дел с точки зрения оккупантов: «Когда перед крестьянином встает проблема: помогать ему партизанам или немецким войскам, мы, к сожалению, часто вынуждены наблюдать, что ему невозможно отказать в помощи партизанам. Действительно, он видит партизан почти ежедневно, а немцев очень редко. Даже если он всем сердцем хочет сражаться с партизанами, как он это должен делать? Вступать с ними в открытую борьбу, не имея оружия, — это абсурд. Вступить в отряд самообороны — значит лишить землю, которую он должен обрабатывать, единственного работника и обречь семью на уничтожение партизанами. Когда крестьянин следит за партизанами и сообщает об этом в комендатуру, об этом становится быстро известно, поскольку в деревне ничего нельзя сохранить в тайне, и расплата следует незамедлительно. К тому же уже сложилось убеждение, что их сообщения [немцам] в подавляющем большинстве случаев не ведут ни к каким действиям. Комендатура день за днем получает сообщения о партизанах из разных концов района, но может реагировать на них лишь в редких случаях, поскольку не располагает силами». Несмотря на односторонность данного документа, автор которого относит частые отказы населения от сотрудничества с оккупантами на счет практической целесообразности, абсолютно игнорируя присущий ощутимой части населения советский патриотизм, следует признать, что страх перед партизанами был реальным фактором, в той или иной мере сдерживающим масштабы коллаборационизма.