Читать «Сайонара, Гангстеры» онлайн - страница 39

Гэнъитиро Такахаси

(4) Как сообщает «Альманах науки», средняя годовая скорость Млечного Пути в 1500 году по западному летоисчислению была равна пяти узлам.

5

— Зовут Вергилием, но друзья называют меня Марон, — сказал «Холодильник».

Трехдверный холодильник фирмы «Дженерал моторс» с испарителем стоял передо мной.

Я слушал его рассказ, испытывая чрезвычайное волнение.

Впервые мне довелось беседовать с Вергилием, великим отцом поэтов, и точно так же впервые в жизни я разговаривал с холодильником.

— Не надо дразнить меня нарисованной морковкой, дружище, — продолжал холодильник. — Ты же учитель, в конце концов. Я просто ученик. Улавливаешь?

— Прошу прощения, Вергилий, я просто не знаю, что делать. Достоин ли я такой чести…

— Не дрейфь. Я больше не античный поэт, а лишь один из Старых Парней. Посмотрим правде в глаза быть одним из Старых Парней ровным счетом ничего не значит в поэзии. Ты же не станешь спорить? Да и вообще, отныне я существо обезличенное, ведь я уже не человек. Посмотри, что ты видишь перед собой? Я так мозгую этой морозильной камерой — хотя я всего лишь простой, весьма качественный холодильник.

Я нерешительно размял костяшки пальцев, чтобы снять напряжение. Они раскатисто захрустели.

— Уйму времени я добирался сюда, чертову уйму времени, — сказал Вергилий-«Холодильник».

Когда он попытался сесть в поезд, на его пути встал кондуктор, заявив, что электроаппаратуру провозить запрещено. В такси он не влез, а когда вышел на шоссе, решив отправиться пешком, какой-то сумасброд увязался за ним, пытаясь прибрать к рукам.

— Чудовищно. И что вы сделали?

— «Ах ты бесстыдник! — закричал я. — Отважился прикоснуться пальцем к великому Вергилию!» Едва услышав это, дурачок с воплем припустил без оглядки вдоль шоссе, позабыв про машину.

Первый акт этой драмы разыгрался на вечеринке в доме Вергилия. В тот день он принимал гостей.

— У нас была встреча друзей. Гесиод, Алкей, Анакреонт, Пиндар — все собрались вспомнить старые добрые времена. Было, конечно, и несколько впавших в маразм вроде Эмпедокла, но это не имело значения.

— Эй, Эмпедокл! Давно не виделись, старина!

— Да, сколько воды утекло. А ты кто? Что-то не узнаю.

— Вергилий (глухая тетеря!), я Вергилий, помнишь меня (старый маразматик)?

— Да-да, сто лет не виделись. Так кто ты, говоришь?

— Вергилий, старый твой приятель, Вергилием зовут меня.

— Ну-ну, годы идут, как рекой уносит. А ты кто будешь?

Бедный старый Эмпедокл.

Но с Овидием обстояло еще хуже.

Страшно видеть было, как жестокое время поломало творца «Науки любви». Он превратился в натурального бомжа. Весь в грязи и лохмотьях, а уж запах от него исходил! Представляю, что творилось с его спальней и гардеробом.

— Эй, челаэк! Сюда! Дьявол тебя побери, виночерпий! Лей больше!

— Может, подождем, пока немного просохнешь?

— Ах ты скряга! Прижимистый подонок! Ты хоть понял, с кем говоришь! С Овидием! А ну еще вина! Да неси побольше! О, Небеса, гореть всем этим негодяям в пекле!