Читать «Точка невозврата» онлайн - страница 113

Человеку, прожившему без передышки условный временной отрезок длиной, допустим, в полвека, бывает трудно осмыслить и удержать в памяти каждый прожитый день. То, что не понято и забыто, перестает существовать. Впрочем, нет, это тоже иллюзия. Даже снег и пух одуванчика не исчезают в никуда. Все зависит от глубины памяти. Но как бы ни была она глубока, все равно не бездонна.

Самолет пошел на посадку. Я подняла спинку кресла, защелкнула пряжку ремня безопасности и опять уставилась в книгу. Мне казалось, вот сейчас, в очередном документе, в старой газетной статье, в цитате из выступления, в длиннющей сноске, в примечаниях я найду нечто, что поможет мне понять механику событий, ответить на вопросы, распутать узлы, решить задачки. Но чем больше я знала, тем меньше понимала.

«Ильич связал себя с рабочей массой не только идеей. Нет! Здесь у нас, в Москве, по улицам ее, от Серпуховки и до дверей его кабинета идет кровавый след, след его живой крови, и эта кровь, живая кровь вошла в то море крови, которым оплачивает рабочий класс свое освобождение. Но не только кровь свою влил Ильич в это море крови. Он отдал этой связи свой мозг. Врачи, которые достали из мертвого тела Ильича пулю, которая в последние годы оставалась там как свидетельство ненависти всех эксплуататоров к нашему вождю, эти врачи раскрыли и его мозг. И они сказали нам сухими словами протокола, что этот мозг слишком много работал, что наш вождь погиб потому, что не только кровь свою отдал по каплям, но и мозг свой разбросал с неслыханной щедростью, без всякой экономии, разбросал семена его, как крупицы, по всем концам мира, чтобы капли крови и мозга Владимира Ильича взошли потом полками, батальонами».

Это была траурная речь тов. Каменева, опубликованная в «Правде» 27 января 1924 года.

Впрочем, нет, не речь – магическое заклинание, шаманское камлание, ритуальное бормотание. Вероятно, нечто похожее звучит во время черной мессы, когда целуют в зад священного козла.

* * *

Мой гостиничный номер был на верхнем этаже, в мансарде пятиэтажного здания конца XIX века. Вместо балкона – крыша.

Вернувшись в номер после выступления, я вышла на крышу. Там стоял раскладной стол и стулья. Был ясный и удивительно теплый вечер, хотя ноябрь перевалил за середину. Провод настольной лампы оказался достаточно длинным, я вынесла лампу на крышу, поставила на раскладной стол, накинула куртку, достала из сумки свой ноут.

Следом за мной вышел на крышу Федор Федорович. На этот раз он явился в своем стариковском обличье, но двигался вполне бодро. На нем были джинсы, легкий черный пуховик, на голове пестрая вязаная шапочка.

– Я предупреждал тебя, что в третьем томе мне придется встать и пойти, иначе ничего не получится. До третьего тома еще далеко, к тому же я встану и пойду только в финале, но вот, решил заранее потренироваться.

Я смотрела на него и не могла произнести ни слова. Он уселся на стул напротив меня и поставил на стол две дымящиеся чашки.

– У тебя в номере есть чайник и много разных пакетиков с чаем. Хочешь, принесу мед и орешки из мини-бара?