Читать «Сталин. Разгадка Сфинкса» онлайн - страница 408
Марат Ахметов
Горбатова взяли ночью в гостинице Центрального Дворца Красной Армии (ЦДКА). Несколько суток его продержали на Лубянке, затем отправили в Лефортовскую тюрьму, где следователи взялись за арестанта всерьез, подвергнув моральному и физическому воздействию. Горбатов держался в Лефортово тактически грамотно, не поддавшись, в том числе, на провокационные уговоры сокамерников, которые либо умышленно, либо по малодушию уговаривали его подписать признательные показания. Аргументируя тем, что в подобном случае подследственному гарантируется снисхождение. В их числе особенно усердствовал некто «комбриг Б.», судя по всему, типичная «подсадная утка». Горбатов продержался на следственном этапе практически безупречно, но сплоховал (о чем впоследствии горько сожалел) перед судом военной коллегии. Ошеломительный приговор тройки гласил: «пятнадцать лет заключения в тюрьме и лагере плюс пять лет поражения в правах». В тот же день комбриг был переведен в Бутырскую перевалочную тюрьму и начались мытарства заключенного: путь через Урал и Сибирь на Дальний Восток.
Между тем, супруга Горбатова, удрученная тем, что очередной денежный перевод вернулся обратно, начала действовать более активно. В справочном бюро НКВД на Лубянке ей сообщили, что Горбатов «осужден, как не раскаявшийся и не разоружившийся преступник, но с правом переписки». Женщина с помощью юриста составила и послала жалобу в Верховный суд, добилась свидания с Главным военным прокурором. Последний развел руками, но «подачу жалобы одобрил».
Колымские злоключения Горбатова (порою трагикомические) продолжались целый год. Большую часть этого времени его жена неустанно оббивала пороги всевозможных инстанций. И добилась таки отмены (или приостановления) приговора пленумом Верховного суда и повторного рассмотрения дела заново…
5 марта Горбатов до самого последнего вздоха считал своим вторым днем рождения. В тот день, вернее глубокой ночью 1941 года, вежливый и предупредительный следователь НКВД привез его к знакомым домой, предварительно предприняв меры, необходимые для приведения недавнего лагерника в более человеческий вид.
История, поведанная Горбатовым, для него же характерна. В начале войны он умудрился невзначай вызвать гнев Мехлиса, что было весьма небезопасно. Лишь два года спустя они объяснились, и Мех-лис перестал смотреть зверем на Горбатова.
Он даже обрисовал его (довольно точно) следующим образом: Мехлис «был неутомимым работником, но человеком суровым и мнительным, целеустремленным до фанатизма, человеком крайних мнений и негибким, — вот почему его энергия не всегда давала хорошие результаты».
Сам Горбатов также придерживался своего амплуа. В боях за освобождение Польши он намеренно допустил серьезный проступок, если не сказать больше. Естественно, с ним вновь разбирались компетентные органы, но Верховный Главнокомандующий защитил командарма, поскольку не усмотрел в нарушении правительственного постановления (суть преступления государственного) корысти.