Читать «Государь всея Руси» онлайн - страница 13

Только в последние десятилетия XIV — начале XV в. можно увидеть растущее тяготение феодальных мирков к более крупным центрам. Причина этого — дальнейшее развитие тех же феодальных отношений, которые в свое время привели страну к раздробленности. На новом этапе узкие местные рынки уже не удовлетворяли возросшие возможности и потребности производства и обмена. Немалую роль играло и то, что местный князь имел весьма ограниченные политические возможности. Его вассалы — феодалы искали более сильного сюзерена, который был бы способен наделить их землями и властью. Крестьяне жаждали защиты от ордынских «ратей» и нападений соседних феодалов, горожане тоже требовали защиты, а кроме того были заинтересованы в развитии торговли. Почти все слои феодального общества в той или иной мере сознательно или бессознательно жаждали сильной власти, способной обеспечить феодальный порядок взамен феодальной анархии.

Но, как это всегда бывает в истории, новые тенденции побеждают далеко не сразу. Им противостоят тенденции консервативные, опирающиеся на старую традицию, на «старину и пошлину». А власть традиций в средневековом обществе была огромна. Защитниками старого, привычного порядка вольно или невольно выступали удельные князья и их ближайшее окружение, чье политическое бытие и перспективы были всецело связаны с этой традицией. Феодальная война, вспыхнувшая после смерти великого князя Василия Дмитриевича, была в глазах современников прежде всего борьбой за московский стол в духе средневекового легитимизма. Объективно она представляла собой столкновение противоборствующих тенденций — старой, опиравшейся на удельные центры, и новой, тяготевшей к Москве. Компромисс в этой борьбе мог носить только временный, паллиативный характер, что отнюдь не в полной мере сознавалось главными действующими лицами этой борьбы.

И вот теперь, через полтора года после Белевской битвы, Москва увидела у стен своих грозного хана. Он пришел «безвестно»: великий князь Василий «не поспе собратися» навстречу ему и, «виде мало своих», отошел за Волгу, Москва же осталась в осаде во главе с воеводой князем Юрием Патрикеевичем, литовским выходцем, женатым на родной сестре великого князя Анне. В Москву сбежалось «бесчисленное христиан множество», жителей окрестных деревень,— видавшие виды русские люди пытались спастись за крепостными стенами, бросив на произвол судьбы весь свей скарб, нажитый нелегким трудом.

Улу-Мухаммед не осмелился штурмовать Кремль. Простояв десять дней под его стенами, он отошел, «граду не успев ничто же», но зато — «зла много учини земли Русской». Опять потянулись на восток толпы связанных русских пленников, снова над Русской землей зазвучали «плач неутешим и рыдание». Отступая, хан сжег Коломну и «людей множество плени, а иных изсекл»... За двести лет со времен Батыя, когда над Русью впервые нависла тьма ордынского ига, такие картины стали привычными...