Читать «5 рассказов» онлайн - страница 11
Нгуги Ва Тхионго
Наконец, его отпустили. Оказавшись на воле, он перевел дух. Легкая дрожь в коленях еще не прошла. Он испытывал облегчение, очутившись вновь в привычном мире. Здесь он хозяин. Но мир словно подменили в тот день, и прежние развлечения уже не доставляли ему радости.
Казалось бы, он мог торжествовать. Мириаму ушла из родительского дома, и они уехали вместе. Он нашел работу на лесопильне в Ильмороге. Жили в шалаше, где он отсыпался после изнурительной работы и ежедневной брани ворчливых индийцев — хозяев лесопильни. Вариуки научился сносить обиды. Напарник его влезал на поваленный ствол, Вариуки становился коленями на землю и под аккомпанемент пилы напевал песни собственного сочинения, грустные песни о кровавой свадьбе сосны и топора. Опилки засыпали глаза, но от песни становилось легче на душе. Потом наступал его черед взбираться на ствол. Пила жадно вгрызалась в дерево, и Вариуки воображал себя злым великаном Мататхи, валившим непроходимые леса.
Дочь Дугласа Джонса чутко прислушивалась к голосу мужа, взлетавшему над шепотом листвы и воем ветра, и сердце ее часто билось в груди. Как непохожи его песни на скорбные псалмы, что пели в доме ее отца! От этой мысли счастливые слезы набегали ей на глаза. По субботам и воскресеньям он водил ее на танцы. Молодежь собиралась на лесной поляне. На обратном пути они отыскивали укромное местечко и предавались любви в высокой траве, Для Мириаму то были ночи неведомого счастья. Колючие сосновые иглы покалывали спину, она стонала, будто пригвожденная раскаленным железом, призывая мать и несуществующих сестер на помощь.
Казалось, и Вариуки счастлив: разве не чудо, что он, оборванец, сирота (отец его, служивший в составе английского экспедиционного корпуса, сложил голову в первую мировую войну в Танганьике), завоевал любовь девушки из богатого дома! Он перебирал в памяти события своей жизни, начиная с работы на плантациях пиретрума под палящим солнцем и студеными ветрами в Лимуру и до молочной фермы в Моло. Воспоминания всякий раз обрывались на разговоре с Дугласом Джонсом и старейшинами. Вариуки никогда уже не быть веселым и беспечным. Никогда он не забудет^ как злорадно кудахтали Дуглас Джонс и старики, унижая его мужское достоинство в присутствии женщин — Мириаму и ее матери.
Никогда! Он им покажет! Настанет и его черед посмеяться над ними.
Беспокойная нотка все слышнее звучала в его песнях — горечь несбывшихся надежд. Голос его дребезжал, как зубья пилы, впивавшейся в дерево. Вскоре он уволился с лесопильни, отвез Мириаму в Лимуру к своей престарелой матери, а сам как в воду канул. Доходили слухи, будто его видели в Найроби, Момбасе, Накуру, Кисуму и даже в Кампале. Будто бы он отсидел в тюрьме и вроде бы женился на девушке из племени луга и да.
Мириаму ждала. Лежа в холодной постели летними ночами, она вспоминала мгновенья сладкой боли под сенью ильморогского леса, на ложе из папоротников и травы. Родители отказались от нее, впрочем, она все разно не вернулась бы к ним. Она ждала ребенка, и это служило ей утешением; трогало и ласковое отношение свекрови. Родился малыш, и жизнь наполнилась смыслом. Снова поползли слухи: белые готовились к войне между собой, черных юношей, сыновей родной земли, вербовали на эту бойню. Неужели правда? Внезапно объявился Вариуки. Ей сразу бросилось в глаза, как он изменился. Стал скуп на слова. Куда подевался весельчак, вечно насвистывавший песенки? В чем причина такой перемены? Пробыв дома неделю, он вдруг объявил: поеду воевать. "Непоседа, — сокрушалась Мириаму, — чем ему дома плохо?"