Читать «Каникулы вне закона» онлайн - страница 190

Валериан Скворцов

— Афоризм принадлежит товарищу Сталину.

— Я ваших академий не заканчивал… Скажи-ка, Ефим, Второй, европеец, как ты говоришь, на газетном снимке, давно отчалил из бывшего ка-гэ-бэ в обсуждаемые края?

— Около шести лет, я думаю.

— Он и есть главное зло. Зло из прошлого… Там не разберешься, кто за кого и против кого, где закон, а где понятия, кто отморозки, а кто остепенился и занялся делом. Жузы всякие. Великий, средний и младший, при этом младший, оказывается, самый влиятельный, Астану контролирует…

— Это что такое?

— Общинные объединения. Определяют места в боевом порядке, раздел добычи, почести и все такое. До сих пор сохраняется как в орде… Мне одна дама…

— Приятная во всех отношениях, — сказал ехидно Ефим. — В доносе из Астаны особо отмечались высокие моральные качества присланного мною самовольно резидента. А на деле-то, оказывается, напряженная сексуальная жизнь использовалась как прикрытие исторических изысканий. И как я не догадался! Сразил бы аргументом стукачей наповал!

— Ну и сразил бы… Чего же не сделал?

— Испугался. Из-за денег, которые тебе не додадут, если финансирование операции прекратится, — сказал Ефим, разливая бренди. И добавил: — Ты ничего не чувствуешь?

— Что я должен чувствовать, Ефим? Ну, что?

— Как говорят англичане, естественный позыв… Кажется, я зря навязал тебе таиландский ресторан со всех точек зрения.

Я выпил бренди до конца и двинул стакан к бутылке за повтором. Мне следовало остыть. На языке вертелись слова, которые после рассказанного Ефимом действительно могли бы его обидеть. И все-таки я не удержался. Черт с ним, с Ефимом. Его утонченной натуре потомственного кагэбэшника наплевать, грохнут меня или нет. Отчего я обязан деликатничать?

— Сейчас тебя пронесет из брюха, а в ресторане тебя, Ефимушка, пронесло с души… А с души несет всегда в чужую душу. Я для тебя, вижу, полнейший сортир!

— Ну, я побежал, — сказал он обыденно. — Мне минут пять…

— Можешь выйти, не держу.

Французы говорят: если хочешь сохранить друга, пореже встречайся.

Пока Ефим отсутствовал, я принял три рюмки и почти дозрел для покаяния, когда он объявился сияющий и умытый. Мое эстетическое чувство, однако, оказалось покоробленным: Ефим тащил с собой обрывок от рулона туалетной бумаги, которым протирал промытые под краном с мылом, надо думать, окуляры очков.

— Я тебе сейчас прочитаю стихи, — сказал он весело. — Слушай… Ахейские мужи во тьме снаряжают коня.

— А дальше?

— Сколько запомнил, — сказал он. — Осип Мандельштам. Читал когда-нибудь?

— Это не стихи.

— Стихи, — сказал он.

— Не стихи.

— Я сказал — стихи!

Музыкальная пьеска про пляж кончилась. Бармен под сурдинку, смикшировав магнитофонную музыку, объявил, если я верно понял, что девушки и «оказавшийся голубым Эйнштейн» согласятся побегать по подиуму за дополнительную плату. Могут и подсесть за столик.

— Ну, хорошо, — сказал я. — Допустим стихи. Тогда при чем эти… ахейские мужики?

— Серость, — изрек Ефим. — Ребята ахеяне построили деревянного коня, нашпиговали его спецназом или омоном и подкатили под стены осажденной Трои. Троянцы из любопытства втащили большую игрушку за ворота, а ночью ахейские омоновцы-спецназовцы выскочили и город взяли изнутри… Мы тебя закатим назад в Казахстан в коняшке. Только в маске и бронежилетике на всякий случай. Чтобы ты не боялся…