Читать «Птица» онлайн - страница 4

Галина Николаевна Демыкина

А мать вообще ничего не говорила. И не плакала. Только вся почернела. И Люся, хоть и знала, что мать с ней, пятнадцатилетней, не захочет советоваться, заговорила сама: ведь не чужая же она в доме! Заговорила, а ответа нет. Рассердилась. Заплакала:

— Ты, ты виновата! Выжила! Такого человека. Хоть бы обо мне подумала!

— Нечего, дочка, о нем жалеть. У него семья другая.

Тут Люська и прикусила язык.

На стене висела фотография: отец и мать, молодые, сидят рядом, а на руках у них маленькая Люся. Глаза у нее в пол-лица, рот — будто дырочку проткнули, верхняя губа капризно вздернута, волосы до плеч и широкий бант над головой. В то время ее называли «Птица». Она даже имени не знала. Бывало, спросят:

— Девочка, как тебя зовут?

А она:

— Птица.

Так вот взяла она от этой карточки и отстригла ножницами человека, который сидел слева и этак ласково держал ее поперек живота, чтобы не вертелась и не убегала. Вместе с этим человеком отрезался кусок ее щеки и часть банта. А держащая рука осталась. Так что вся карточка получилась нелепая, и пришлось ее со стенки снять.

Мама ничего не сказала. Стрельнула сердито черными глазами, качнула головой, и все.

Она стала еще резче, мать, и почти не бывала дома. Кинет, уходя:

— С работы к Танюшке пойду.

И старалась не глядеть на Люсю. Может, потому, что та была похожа на отца.

А в Люсе будто разбилось что-то. Доброе, ласковое и… растяпистое что-то. То, бывало, к любому подойдет, поможет…

— Вы за хлебом, теть Кать? Давайте сбегаю. Я как раз иду.

Или:

— Завтра отец на своей таксишке обедать приедет, так не расходитесь, ребята. Обещал до лесу подвезти. А обратно — сами.

А теперь — нет. Теперь никаких этих сантиментов. Особенно первое время. И разговоров никаких. Чтобы чужие не спросили об отце.

Но вот уж почти три года прошло. Поутихло немного. Отца старалась не встречать. Мать утром буркнет:

— Из школы прямо домой приходи, отец к тебе явится.

— Ой, мамочка, у меня собрание.

— Как знаешь. Мне-то что.

Он потом и приходить не стал. А скучала — ну прямо хоть воем вой. И карточку склеила и в свой стол положила: то было раньше, то был ее отец. А тот, что теперь, — чужой человек, и видеть его нечего. Спросила однажды:

— Бабушка, у меня, может, уж и братишки с сестренками есть?

Бабушка подумала и ответила без ожесточения:

— А как же. Есть. Сестра.

И тогда Люська заплакала. Поняла: конец. Она, видно, все еще ждала.

Но зато больше об отце не думала, не вспоминала. Когда вернулась мать, встретила ее ласково и вдруг сказала:

— Мам, чего ты меня своему делу не научишь?