Читать «Вамбери» онлайн - страница 16
Николай Семенович Тихонов
— Нападение! — кричали со всех сторон, — кладите верблюдов!
Отдельные всадники выскакивали из толпы и скакали навстречу разбойникам. Их легко отбили после небольшой стычки.
Потом все встали в круг. Посередине круга положили трех убитых.
Вамбери подошел с толпой дервишей. Прямо перед ним лежал афганец. Струя крови выбегала изо рта. Вамбери отвернулся. Через неделю караван вошел в Бухару.
Вамбери сидел на ковре в одном из караван-сараев у дворцовой площади Регистана — и смотрел вокруг усталыми глазами. Цель была достигнута. До всего запретного можно было касаться. Он видел дворец эмира, одиннадцать ворот Бухары, закрытых для европейца, канал Шахруд с зеленой водой, пересекающий город, Меджид-Каян — мечеть с голубой головой и зелеными стенами.
Вот Мирхараб — башня из жженого кирпича, откуда сбрасывают преступников. Его не сбросили. Вот двор пыток, где его не пытали, вот рынок невольников, где он не был продан в рабство.
Все окружавшие его люди считали его своим. Перед ним они занимались своими обычными делами: пилили токари, жарили мясо у мясника, публичный писец писал под диктовку закутанной женщине любовное письмо, цирюльник плевал на щеки клиента, сбрасывая с пальцев мыльную пену на спину уличной собаке, оружейник стучал по клинку, крича о добротности сабли.
Все вертелось как колесо, делающее одни и те же повороты.
В ту же ночь Вамбери приснилось, что он мальчиком сидит на пустыре в Дуна-Сердагели и перед ним одноногий инвалид. Инвалид говорит ему: "О, ты хочешь знать все языки… это недурно".
Вамбери посетил бухарского ученого. Ученый принял его как брата. Он дал ему чаю и трубку с лучшим табаком.
— Пей больше, хаджи, — советовал он ему, — кури больше, хаджи. Чай расширяет наши жилы и разжижает кровь, а табак освежает голову и мозг.
Сам ученый не курил — у него на поясе висела маленькая тыква, набитая буро-желтым табаком. Он запускал в нее руку, набирал табаку и всовывал в рот между языком и небом и потом выплевывал. Табачные брызги летели в лицо Вамбери, но он не замечал их.
Он держал в руках рукописи, драгоценные пожелтевшие страницы, исписанные черными и красными буквами, горбившимися, как кошки и птицы. Таких рукописей не было ни у кого в Европе.
— Хаджи, — говорил ученый, сплевывая табак через плечо Вамбери, — ты очень любишь книги? — Очень люблю.
— Я тоже — они совсем живые, хаджи. И потом они все знают. Ты еще придешь к нам, хаджи? — Приду, — отвечал Вамбери, — я еще не раз приду. — Ты принеси мне из Стамбула что-нибудь тогда из книг. Принеси мне Саадэддина и других, хаджи.
Вамбери вспомнил, как перед отъездом в Персию один доктор просил его привезти из Азии несколько татарских черепов, чтобы сравнить их с мадьярскими, и как ему возразили:
— Пожелаем лучше нашему другу привезти в целости свой собственный череп. Я принесу, — сказал он.
— А любит хаджи стихи? — допытывался ученый. — Больше, чем свет дня, отвечал Вамбери. — Это хорошо. Как сказано у Гафиза: за одно родимое пятно красавицы можно отдать два персидских города. Это очень верно, хаджи.