Читать «Шульгинская расправа» онлайн - страница 13

Обыкновенно бывало так: первым являлся Ефрем Петров.

Он с неизменною аккуратностью, беззаботно посвистывая и не снимая папахи при входе, вынимал из-под полы своего красного кафтана сулею с вином и ставил на стол перед полковником.

— Есть? — задавал серьезно свой обычный, ежедневный вопрос князь и получал такой же обычный и неизменный ответ:

— Уж я не достану, кто и достанет…

Затем приходил толстый майор-немец с красным, широким, добродушным лицом и с желтыми кудрями, и тоже ставил на стол штоф.

— Есть? — спрашивал князь.

— Москателен вейн, — широко и глупо улыбаясь, отвечал немец.

Третьим являлся обыкновенно Григорий Машлыкин или кто-нибудь другой и точно так же, как Ефрем, не снимая папахи, отвернув полу кафтана, извлекал бутылку.

— Помаранцевая, заморская! — торжественно говорил он, ставя ее на стол.

— Знатно! — тем же тоном отвечал князь.

И так один за другим являлись остальные старшины и офицеры, и каждый обыкновенно приносил по бутылке с вином или водкой.

Изба, пропитанная винным запахом уже с первого дня приезда Долгорукова, тотчас же наполнялась табачным дымом и винными испарениями. После первых трех рюмок наступало веселое оживление, все начинали разом говорить, смеяться без причины, расстегивали или даже совсем скидали верхнее платье. Первый пример подавал сам хозяин-князь, который сильно потел и всегда сидел в одной рубахе.

— Григорий! чеколату хочешь? — громко и весело кричал Долгорукий, обращаясь к Машлыкину.

— Чаво-о?

— Чеколату! мне из Петербурга связку целую прислали…

— А это што за штука?

— Штука, брат, занятная!.. в роде кофею или бы…

— Тьфу!.. — ожесточенно плевал Машлыкин, отворачиваясь в сторону: — на кой она мне идол?! Кофей на семи соборах проклят!..

Князь заливался раскатистым, довольным хохотом. Ему вторил немец-майор, а за ним и все остальные. Все смеялись, не зная чему, но всем было просто очень весело. А чарка еще несколько раз обходила кругом стола.

8-го октября, в станичной избе происходила такая же обычная пирушка. К девяти часам вечера все были уже значительно нагружены, все были веселы, все шумели. Ефрем Петров, сбив на затылок папаху и нагнувшись к князю, говорил:

— Ты попроси меня — в одну минуту оборудую!..

— Н-ну?! а есть?.. — с блестевшими глазами спросил князь.

— Насчет баб?!.. Го-о-споди Боже мой! Чего больше!.. Тут зараз нет, а знаю где есть. В Старом Айдаре аль в Закатном надо искать: там по этой части — стога…

— О?..

Долгорукий поднялся с места и протянул руку Ефрему.

В это время с улицы донеслись стройные и плавные звуки песни. Один голос — густой немного надтреснутый какой бывает у людей большую часть времени проводящих на открытом воздухе или у пьющих — вел ровную низкую ноту; другой — резкий и высокий, но гибкий грудной подголосок — заливался красивыми и причудливыми переливами, то удаляясь и замирая, то подымаясь и звеня на высочайшей ноте.