Читать «Розы в ноябре» онлайн - страница 100
Зоя Александровна Туманова
— Нашел разговор, с девушкой… И чего ты за мной увязался, кавалер? Где твоя Арина? Душа перекидчивая! Кому-никому, лишь бы зубы заговаривать!
— А вот тут вы плохо информированы, мадам! Это наш дорогой бригадир расшатал мою личную жизнь. Посидел я с Ариной на лавочке часов до двух. Прихожу в общагу — и вижу нахмуренную бровь.
«Девушке, — говорит, — (это Арине!), жизнь строить надо, семью создавать, а ты тут причем? Тебе семнадцать, а ей двадцать два!» Парирую классикой: «Любви все возрасты покорны!»-«Ты, — говорит, — не взрослый, ты — рослый! Взрослый тот, кто ответственность сознает!» И тянул профилактическую беседу, пока меня в сон не ударило, наобещал я ему всего, лишь бы отпустил душу. Так что свободен — и к вашим услугам…
— Больно ты мне нужен.
— А чем я плох, скажите, пожалуйста? Мозги правильно поставлены. Руки не зря пришиты. Я еще вашего Андрея свет-Васильича перемастерую.
— Мастер. В кавычках, да еще и в двойных. Не ты ли позавчера белый кафель с кремовым перемешал?
— Белый, кремовый… Мелочи жизни, Женечка. Разве я для этого рожден? Да я в свои семнадцать успел и поколесить, и покуролесить по белому свету! Одна Рузанка понимает! Знаешь, что она про меня сочинила?
И внезапно подбросил молодое, беспечное тело, вскочив на скамью, продекламировал с выраженьем:
Подвел голос, на выкрике сорвался по-петушиному. Максим притворно закашлялся.
— Чего — опять тронуться думаешь? Баку потянуло? — усмехнулась Женя.
— Потянуло, не потянуло… Подловили меня тут на крючок соцкультбыта. Как вечер, охота топнуть во Дворец. Сама знаешь — Громов хвалит, это тебе не кошка чихнула. И зрительницы некоторые одобряют…
— Делать им нечего.
— И чего ты, Женечка, ершом таким ко мне? Мы ж из одной бригады! Хоть бы на чаек когда позвала. Культурно.
— Вот именно — на чаек. И вот именно — культурно.
— А чего?
— Да так… Есть среди вас всякие. Встретился сегодня один гад, аж затрясло меня от злости…
— Да разве тут есть гады? В образцово-показательном городе?
— Лес лесом, а бес бесом.
…Идут двое по шелестящим лиственным коврам. То возьмутся за руки, то отпрянут друг от друга…
* * *
Георгий Дрягин посмотрел в зеркало, остро возненавидел свои глаза — смутные, цвета морской зыби, свое лицо — втянутые щеки, скулы яблоками, прямой рот; тоже мне, византиец. Ван-Гогочка — это в тридцать с лишком!
Вышел на балкон: подышать хоть!
Как горы с предгорьями, громоздились высокие дома и примыкающие с ним малоэтажки, меж домами — словно ущелья, полные зелени, и повсюду — блеском бассейнов, стеклянным, плывущим полотнищем канала — над сухим дыханьем пустыни торжествовала вода.
И разве не был достоин гордый смысл человеческого труда — отражения в вечном зеркале искусства?
За тем и ехал сюда Георгий Дрягин, ему мерещились красочные панно гигантских размеров — мозаика, эта закодированная в каменных кубиках эпоха, самое прочное из всех возможных, зримое воплощение человеческих мыслей и чувств. Он мечтал о красоте, которая всегда на виду, зовет, воспитывает, требует, разговаривает с толпами. Среда обитания, наполненная искусством во всех его проявлень— вот чем должен быть его город!