Читать «Персоны нон грата и грата» онлайн - страница 44
Евгения Александровна Доброва
Под звуки лютни я снова уснула и во сне увидела
Когда я вернулась в школу после болезни, на Сашкином месте рядом с Карпухиным сидел Борька Тунцов, переехавший с дальнего ряда по близорукости. Брешь затянулась. Класс гоготал как ни в чем не бывало. Десять негритят. Отряд не заметил потери бойца. Я переложила в другую руку вдруг ставший тяжелым портфель и прошла на свое место.
ПИАНИНО В ДЕРЕВНЕ
Впервые за долгое время открыла, точнее, разверзла свое пианино, высвободив его из-под завала бумаг и бумажечек, пуда кренящихся кип, стопок и стопищ. Смахнув хламье на диван, уселась наконец к инструменту, открыла ноты… Пианино замяукало: оказалось расстроено.
Впрочем, я его не люблю; в жизни своей любила только один инструмент. Мне было шесть, и родители решили научить меня музыке. Не думаю, что я отдавала себе отчет, хочу ли этого сама. Но уроки «фоно» давали одно бесспорное преимущество: во время тихого часа в детском саду меня в паре с Танькой Капустновой забирали на музыку — в то время как другие дети спали. К тому же мне нравились итальянские слова:
Дома пианино у нас не было. После работы мама водила меня за три дома к знакомой. Происходило все в небольшом поселении, именуемом Безродново, — частный сектор на задворках Гороховки, родители там снимали полдома. Минуя соседский участок с яблоневым садом, сидящую на завалинке сумасшедшую девочку Лидочку, единственный на улице кирпичный дом Бобровых и прямо к нему пристроенный хлев — родители покупали у этих людей молоко, — минуя все это, мы приходили к одной хорошей тетеньке, она вела меня в комнату, откидывала крышку пианино, пододвигала стул, подкладывала на сиденье фолиант, послевоенное «Избранное» Пушкина, а под ноги подставку. Подготовив рабочее место, она удалялась на кухню, где они с матерью час пили чай и болтали.
Я разучивала пьесу Гайдна. Пьеса удавалась; это была легкая детская пьеса. «Как ваши успехи?» — спрашивали мать на работе. «Играет Гайдна». Я была очень горда. За пианино я садилась, как Людовик Пятнадцатый на тронное место. О, что это был за инструмент! Он пленил мое воображение раз и навсегда. Не уверена, умела ли я читать, во всяком случае, названия не помню. Лет ему было, наверное, сто: навесные латунные канделябры указывали на то, что инструмент был сделан еще до лампочки Ильича. У него были костяные клавиши и немного плывущий, надтреснутый звук. Короче, это старинное массивное изделие поразило меня, как чудо.
Родители тоже облизывались. Вскоре мы собрались переезжать из Безродново в город, и к пианино был вызван настройщик. Мы долго ждали его на автобусной остановке: он добирался из центра. И вот наконец он приехал. Обычный мужик, в холщовой спецовке и кедах. В руках у настройщика был небольшой сверток: камертон и ключ он завернул в газету, даже сумки не взял. Как будто он слесарь, а это пассатижи и отвертки. Настройщик осмотрел пианино, что-то сыграл, потом разобрал инструмент до костей, подкрутил какие-то винты, после чего вернул детали на место и вынес вердикт: инструмент редкий и ценный. Но там треснула дека. Он сможет починить. Это будет стоить восемьсот рублей. Родители, помнится, получали не то сто двадцать, не то сто пятьдесят. Они погрустнели. Но было видно, что им все равно его очень хочется. «Мы позвоним через неделю», — сказали они.
