Читать «Персоны нон грата и грата» онлайн - страница 25

Евгения Александровна Доброва

— Где вы были?!

— Гуляли.

— Время час ночи! Где гуляли? В лесу?

— За школой. Мы книжки смотрели…

— Какие книжки?

— Макулатуру.

— Макулатуру в воскресенье увезли! Не ври, вас видели, как вы из леса вышли, — и папа пребольно влепил подзатыльник. — Домой придем, ты у меня попляшешь!

— Все! Никакого театра! Никакого дня рождения! Никаких гостей! Мала еще с парнями по лесам шляться! — подливала масла в огонь бабушка Героида.

— Еще раз вместе увижу, выдеру как сидорову козу! — папу было не остановить. — Распишу как бог черепаху! А к парню у меня отдельный разговор.

— Н-ну? — с вызовом сказал Лифшиц.

Но тут подскочила его мама, схватила Сашку за руку и потащила прочь со двора.

— Пусти!

— Пойдем-пойдем-пойдем, дома поговорим, — я успела удивиться тому, что моего супермена так запросто взяли и увели, словно карапуза.

— Они, между прочим, за одной партой сидят, — вдруг вспомнила Героида. У меня упало сердце. — Завтра же пойду скажу, чтоб рассадили. У, сволочь! Завел девочку в лес на ночь глядя. Что вы там делали? — снова накинулась она на меня.

— Огни смотреть ходили, — пролепетала я.

— Какие еще огни?

— Ведьмины…

— Что значит — ведьмины?!

— Так в книжке было написано.

— Вот я тебе покажу огни! Отвечай, чем вы там занимались?

— Ничем…

— Вы целовались?

— Нет… — сказала я, а сама подумала, что напрасно мы не поцеловались, ну хотя бы разочек. Эх, счастье было так близко.

— Точно?

— Точно, — вздохнула я.

— Смотри у меня! — смягчившись, все же пригрозила бабушка.

Назавтра нас рассадили. К Лифшицу сел ботаник Сережа Карпухин, а меня вернули на заднюю парту к Таньке.

Два дня я ходила и ныла, ну почему мне нельзя с ним дружить? Не такой уж он и плохой, первое место привез с «Веселых стартов». И по математике у него пятерка… и по ботанике…

И тут бабушка произнесла непонятную странную фразу:

— Потому что мы антисемиты!

— А что значит антисемиты? — спросила я.

— Это значит, мы против евреев, — отчеканила бабушка.

Кто такие евреи, я знала.

«Ну что же ты, Сашка, — с сожалением думала я, — был бы хотя бы цыганом!» И тут мне в голову пришла спасительная мысль: а Клейманы?! Наши соседи сверху, с пятого этажа? Это были родственники известного актера Гафта. Бабушка, когда приезжала, с ними очень дружила. Фамилия соседей произносилась по десять раз на дню, и всегда с большим пиететом: «а вот Клейманы…», «а у Клейманов…» и тэ дэ.

Я думала об этом целый день.

— Баба, — спросила я вечером, — ты говоришь, что с Лифшицем нельзя дружить. А как же Клейманы?

— Что «Клейманы»? — рассердилась почему-то Героида. — Спать иди! Ишь, умная, — Клейманы! Клейманы достойные люди, а этот бандит ничему путному тебя не научит.

Ночью, в постели, я тихо и горько плакала в подушку и подсчитывала количество лет, через которые Героида уж точно умрет.

Но она проживет еще долго. Потом, когда мне исполнится шестнадцать, она пришлет на день рождения открытку с заснеженными березками и будет просить прощения за все, но я оставлю послание без ответа, потому что к тому моменту прощение во мне еще не созреет.