Читать «И снова утро (сборник)» онлайн - страница 6

— Тогда, Панаит, не надо тебе туда ехать!

Утром, с узелком в руке, Панаит вышел из дому. Только оказавшись на главной улице села, ведущей к вокзалу, он понял, сколько людей, как и он, получили повестки о мобилизации. Их провожали жены, дети, родные. Все плакали. Старухи причитали, как по мертвым.

— Ну что ты меня оплакиваешь, мать? Ведь я еще не умер! — сердился один из селян, прозванный неизвестно почему Ошейником.

Только Панаит Хуштой был один, Он не разрешил Докице провожать его на вокзал. Они простились у ворот своего дома.

— Так я пошел, Докица!

— Ступай с богом, Панаит!..

Они обнялись, потом он широким тяжелым шагом пошел от ворот родного дома. Труднее всего ему было расставаться с Докицей. Дойдя до угла улицы, он оглянулся. Докица застыла у ворот как изваяние. Он помахал ей рукой и быстро повернулся, так и не увидев, ответила ли ему жена.

На окраине села, откуда уже виднелся вокзал, он увидел Константина Негрилу. Тот сидел на километровом столбике и смотрел на проходящих мимо него людей. По-видимому, он специально пришел сюда, чтобы стать свидетелем отправки людей. Одет он был в свою старую выцветшую военную форму. Болтался на ветру пустой левый рукав. Вместо правой ноги — деревянный протез. На правой пустой глазнице — повязка из черной тряпки.

Он сидел и сумрачным взглядом провожал проходивших мимо него людей.

— Будь здоров, Константин! — время от времени обращался к нему кто-нибудь из спешивших на вокзал.

Но инвалид не отвечал никому, только слегка наклонял голову. Некоторых он, кажется, вовсе не замечал. Странный человек был этот Негрилу. Вернее сказать, стал странным. До начала войны на востоке, которую все так проклинали, он был веселым, горячим парнем, плясал на вечеринках и на свадьбах так, как никто другой в округе. Его тяжело ранило в первом же бою, в котором ему пришлось участвовать. Тогда он и лишился ноги, руки и правого глаза. Теперь Негрилу был совсем не тот, что прежде. Он сделался молчаливым, угрюмым, сторонился людей. От него нельзя было добиться ни слова, и вообще он будто жил в каком-то ином мире. Часто его видели ковыляющим по тропинкам, которые вели к полям и огородам других селян.

Вскоре после того, как он вернулся домой, по селу поползли сначала робкие, затем все более настойчивые слухи о том, что гитлеровцы проиграют войну, что люди, если они хотят, чтобы это случилось как можно скорее, должны прятать зерно и скот, которые идут на снабжение гитлеровской армии, не платить налогов. Короче говоря, вставлять палки в колеса гитлеровской военной машины.

Обо всем этом говорилось под большим секретом и только среди людей, связанных давнишней дружбой или родством. Все же кое-что дошло и до ушей начальника жандармского поста Зымбри. Он пытался выяснить, от кого исходят эти слухи, но все его старания оказались напрасными. Подозревал Зымбря инвалида Константина Негрилу. Если бы кто спросил жандарма, почему именно Негрилу он подозревает, Зымбря не мог бы ответить толком. И все же подозрения его не ослабевали, хотя все попытки доказать вину инвалида не увенчались успехом. Если бы Негрилу не был инвалидом, да еще с тяжелым увечьем, Зымбря нашел бы способ установить, виновен тот в чем-либо или нет. Зымбря вызвал бы его к себе и заставил бы вспомнить даже, какое молоко сосал у матери. Но теперь жандарм не осмеливался поступить так из страха, как бы не встало на защиту инвалида все село, которое его, Зымбрю, смертельно ненавидело.