Читать «Футбол 1860 года» онлайн - страница 159
Кэндзабуро Оэ
— Столько людей топталось, что весь снег во дворе стаял — одна слякоть. А я терпеть не могу слякоть. Машина всегда грязная от нее — терпеть не могу эту слякоть.
Поздно ночью, лежа рядом, укрывшись одеялами и обхватив руками свои иззябшие тела, мы никак не могли заснуть, безуспешно борясь с холодом, хотя снег уже начал таять, как вдруг по лестнице молча поднялась жена. Несмотря на полную тьму, она, видимо нисколько не сомневаясь, что мы не спим, сказала хриплым, безжизненным голосом:
— Идите в главный дом. Така пытался изнасиловать деревенскую девушку и убил ее. Ребята покинули Така и разбежались по домам. Завтра вся деревня придет, чтобы схватить его.
Не зажигая света, мы с Хосио одновременно сели, не в силах произнести ни слова, точно окаменев. Стало слышно, как плачет жена. Немного помедлив, я все же вынужден был сказать:
— Ну ладно, пошли. — Мое тело, отяжелев, точно кожаный мешок, полный воды, еще минуту назад страдавшее от жестокой бессонницы, сейчас готово было погрузиться в сладкий сон — если закрыть глаза и свернуться, как зародыш, то, может быть, удастся отвергнуть реальный мир, а если все в этом реальном мире перестанет существовать, перестанет существовать и брат-преступник, перестанет существовать и преступление брата. Но, покачав головой, я отказался от этой мысли. — Ну ладно, пошли, — повторил я и медленно поднялся.
12. Умереть в отчаянии. Вы и теперь уже можете постичь смысл, заключенный в этих словах? Это не просто умереть. Это умереть в позоре, ненависти и страхе, раскаиваясь в своем появлении на свет, — разве не так?
Я, жена и Хосио молча шли по скользкому двору, выстукивая дробь на смерзшейся слякоти. Утонувшая в темном безмолвии долина казалась бездонной пропастью — оттуда дул холодный, влажный ветер. Дверь в главный дом была распахнута настежь. Ударивший в глаза свет, лившийся из комнаты, заставил нас на мгновение замереть, а затем мы одновременно переступили порог. Такаси, сидевший у очага, старательно начищал охотничье ружье, точно это было его любимое, привычное занятие. Мужчина небольшого роста, стоявший в темной кухне лицом к нему, вздрогнул при нашем появлении, весь напрягся, буквально одеревенел и, казалось, просто был не в состоянии повернуться в нашу сторону. Это был отшельник Ги.
Такаси как бы нехотя прервал свою работу и взглянул на нас. Его почерневшее лицо было искажено гримасой. Волосы и левая половина лица испачканы чем-то бурым. Повернувшись ко мне, он медленно, точно во сне, протянул раскрытые ладони. Обе они, за исключением двух пальцев на левой руке — мизинца и безымянного, обернутых тряпкой, тоже были в каких-то бурых потеках. Он чистил ружье, не обтерев рук.
