Читать «Зеленая ветка мая» онлайн - страница 2

Катя шла за мамой по пятам. В голову, как нарочно, лезли разные страшные истории. Вот, например, Санька божится, что, раз у них в усадьбе зимами печки не топят, в печных трубах с холодами селятся черти.

— А еще они оттого выбрали вас, что мать неверующая.

— Врешь, Санька. Верующая!

— Крест носит? Глянь-ка, есть на матери крест?

Креста нет. Много слезных молитв вознесла Катя богу, чтобы помиловал маму, не уготовал ей, грешной, место в аду.

«Господи, прости маму. Прости, прости, что не носит креста».

Но другим, даже Саньке, ни за что не признается.

— Есть крест. Лопни мои глаза, если вру.

— Лопнут, дождешься. И в церковь твоя мать не ходит.

— В городе ходит. Там хор. Здесь не поют, а гнусавят, оттого и не ходит.

— Молиться везде можно.

— Вот она где захочет и молится.

«…А все-таки зачем она меня разбудила? Неужели лез вор?»

В деревне, в их селе Заборье, пересеченном тихой рекой Шухой, про воров не слыхать. Здесь и замков на дверях не водится. В страдную пору, когда все село на лугах или в поле, если в какой избе не останется даже бабки с малым дитем, щеколду на дужку накинут, щепкой заткнут — вот вам и запор.

Маме почудились воры. Что-то почудилось. У нее бессонница, целые ночи не спит, поневоле пригрезятся страхи.

Они на цыпочках обошли комнаты.

Заглянули на кухню.

Нигде никого.

Пришли в мамину спальню. Здесь душно, фортки закрыты. Шторы опущены. Кровать отгорожена ширмой. На ночном столике пепельница с грудой окурков. Вещи насквозь пропитаны едким табачным дымом.

Мама вставила свечку в подсвечник на столике и в страшной усталости, будто отшагала верст двадцать, села на кровать. Закурила.

Вот что еще Катю смущало. Ни в деревне, ни в городе она не видела курящих женщин. А мама не выпускала изо рта папиросы, постоянно дымила.

— Бабы наши на твою мать дивятся, — говорила Санька. — Чудные вы, Барские.

— Бектышевы, а не Барские.

— Пускай Бектышевы. Все у вас по-чудному, не как у других.

— …Можешь лечь, — позволила мама, докурив папиросу и зажигая от свечки другую.

И забыла о Кате.

Катя привыкла — мать никогда ее не ласкала. Васю ласкала: «Надежда моя!»

Когда приносили письмо из действующей армии, мама, бледнея, дрожащими пальцами торопливо надрывала конверт, читала, целовала листок, от слез буквы расползались, и Катя после с трудом могла разобрать, что пишет Вася о войне.

Катя тоже любила его. Больше всех на свете любила его.

Какое измученное у мамы лицо! Далекие глаза, настороженные, будто все время ждет, вот кто-то подкрадется неслышно…

— Спокойной ночи, мама!

— Ступай.

Если бы можно было спросить: «Мамочка, что с тобой? Отчего ты молчишь? Не ешь. Ничего не ешь, только куришь. Что с тобой, мама?»

Катя спала на диване в гостиной, так называлась эта комната, где стояло пианино, ломберный столик для карточной игры, потертая плюшевая мебель.

Отчего-то грустно припомнилась одна летняя ночь. Тогда Васю еще не призвали в армию, он жил с ними в усадьбе, пол в столовой тогда еще не провалился. Катино место было в столовой. У нее не было в доме постоянного места.