Читать «Пора уводить коней» онлайн - страница 64

Пер Петтерсон

Наступила поздняя осень, снег уже лег, но река еще не замерзла, по ней можно было идти на лодке. Что оказалось удачно, потому что на заре, раньше, чем петух оторвал зад от насеста, как сформулировал это Франц, на большой дороге высадили мужчину в костюме и он побрел в темноте по заснеженной дорожке с рюкзаком за спиной на хутор, где Жил Юн и его семья. На мужчине были ботиночки на тонкой подошве, он мерз отчаянно и неприкрыто в своих парусиновых штанах, ноги дрожали так, что штанины заворачивались и ходили волной от бедер до ботиночек, так показалось маме Юна, когда она вышла на крыльцо в накинутой на плечи шали и с пледом под мышкой. Зрелище было то еще, рассказывала она Францу по возвращении из Швеции в мае сорок пятого, — как цирковой номер почти. Она протянула мужчине плед и проводила в сарай, где ему надо было зарыться в сено ждать весь день, часов двенадцать примерно, потому что темнело в пять и пять примерно и было, когда он появился на дороге к дому. Но мужчина не дотерпел, сломался раньше. Он сошел с ума, объясняла мама Юна, в два часа пополудни он съехал с глузду и взбесился. Принялся выкрикивать какие-то странные вещи, схватил железный прут и принялся крушить все вокруг, так что с опорных балок брызнули щепки, а несколько спиц сенной телеги, стоявшей там же, лопнули. Его было хорошо слышно во дворе и, вероятно, от самой реки, потому что в стоячем воздухе звуки далеко разносятся над водой, наверняка и с дороги тоже, а по ней три-четыре раза в день проезжали немцы, и они всегда были настороже, старались, во всяком случае. И животные в хлеву рядом с сараем напугались. Брамина била копытом, коровы мычали в своих стойлах, как будто на дворе весна и они рвутся из хлева наружу. Это буйство требовалось прекратить, и немедленно.

Мужчину надо было убрать из хлева. И отправить вверх по реке, не теряя ни секунды. Но был день, светло и видно далеко-далеко насквозь, потому что деревья стояли голые, а снег обрисовывал силуэты, к тому же отрезок реки от хутора к сэтеру просматривался с дороги. Но куда деваться? Юн еще не вернулся из школы, близнецы играли на кухне. Она слышала, как они возятся на полу и смеются. Она тихо надела теплую куртку, шапку, варежки, спустилась с крылечка и пошла через двор в сарай, тем временем проснулся на диване ее муж и сел, я понимаю, что перегибаю палку, я не могу знать, как там все было на самом деле, но я совершенно уверен, что призрак еще одного человека возник вдруг в гостиной, поднял отца Юна с дивана и выгнал в прихожую, где никогда не выключалась лампочка без абажура, чтобы идущие в темноте видели свет из окошка и не сбились с дороги, и где прямо над крюком висела в желтой крашеной раме фотография его отца с бородой, и вот он стоит там в одних носках, дверь распахнулась наружу, она, конечно же, распахивалась наружу, чтобы во время непогоды снег не наметало внутрь, и теперь он мог смотреть только в одном направлении — как она идет. Она спиной почувствовала, что он стоит в дверях, это было неожиданно и сулило нехорошее, но она не обернулась, вынула палку, на которую был заперт сарай, вошла внутрь и пропала там навсегда. Он стоял и смотрел. Наконец она вышла, ведя за собой незнакомого мужчину. На ней были теплые сапоги и куртка, на нем серый костюмчик и рюкзак за спиной. Она дала ему поддеть свитер под костюм, который из-за этого топорщился и сбивался колбасками, простившись с элегантностью. Оружие у него отняли, и она почти тащила его, сейчас он был покорная, безвольная размазня, к тому же обессилевшая после такого неожиданного для него самого приступа. На полдороге к мосткам, проходя мимо дома, она вдруг оглянулась. На снегу отчетливо виднелись их следы. Его от дороги до дома, и ее от дома к сараю, и, наконец, две пары следов от сарая до того места, где они стояли. Отпечатки летних городских ботиночек кололи глаза, здесь в такое время года ничего подобного не увидишь, она задумалась и закусила губу, горожанин тут же стал дергать и тянуть ее за рукав.