Читать «Хотеть не вредно!» онлайн - страница 133
Ольга Тартынская
В билете место не указано. Проводник с широким жестом предлагает:
— Занимайте любое. Вагон почти пустой. Хотите, новое купе открою?
— Хочу.
Пока он открывает купе, а Вовка заносит сумку, я обнимаюсь и целуюсь с провожающими. Ленка ткнулась в щеку:
— Сестреночка! — всхлипывает она. — Осталась бы, как хорошо бы нам было…
— Не рви душу, — прошу я, сама хлюпая носом.
Вот, кажется, и все. Я обвожу всех взглядом уже из тамбура вагона и машу рукой:
— Идите, не ждите отправления! — и вхожу в свое купе.
Хочется рыдать, выть, но я не могу. Какой-то парень, должно быть, сосед, заглянул ко мне и поздоровался:
— Кажется, одни едем!
Я не поддержала разговор, закрыв перед его носом дверь. Подхожу к окну — ничего не видно в темноте, кроме редких огней вокзала. В коридоре какое-то движение, дверь моего купе вдруг с грохотом распахивается, и в освещенном проеме возникает Борис. Я молча приникаю к нему и замираю.
Проводник обеспокоенно всунулся:
— Провожающих прошу покинуть вагон: через три минуты отправление.
Борис, не оглядываясь, бросает:
— Не бойся, выскочу.
Тот исчез. Мы целуемся жарко, исступленно, пытаемся что-то сказать друг другу.
— Ты ушла, у меня прихватило сердце, думал концы отдам!..
— У меня тоже болело сердце. Прости меня, прости…
— Ты только не плачь, не надо…
— Можно, я буду тебе писать, а то сойду с ума от тоски?
Он кивает и еще крепче прижимает меня к себе:
— А мне что делать?
— Пожалуйста, только не старей! Живи…
Поезд дергается, я волнуюсь:
— Тебе пора идти!
Борис что-то вспомнил, достает из кармана магнитофонную кассету:
— Записал для тебя.
А мне нечего, совсем нечего подарить ему. Тут меня осеняет. Я снимаю с шеи золотой крестик, который ношу много лет, надеваю ему. Кажется, уже тронулись. Последний, отчаянный поцелуй, и он выскакивает уже на ходу. Проводник закрывает дверь и облегченно вздыхает.
Я сижу одна в темном купе, за окном плывут черные силуэты станционных пакгаузов, а вот где-то там, в темноте, вагончик Бориса. Нет даже сил проводить глазами родные места, да и не видно ничего. Редкие огни пробежали мимо, стало совсем темно. Однако я чувствую, что со стороны коридора за окном проплыла школа, пятиэтажки, больница, река, Узкое место. Я вижу все это внутренним взором.
Проводник зашел, чтобы взять билет и деньги за постель. Еще он вежливо поинтересовался:
— Чай будете?
— Нет, спасибо.
Скорей бы лечь и уснуть. Но сон не идет! Рано для меня, только одиннадцать часов. Мысленно браню себя: "Ну, и чего раскисла, тоскуешь, как об утерянном рае? Тоже мне рай! Пристанище нехристей, алкоголиков и торгашей!"
Не помогает. Не срабатывает и анекдот про червя или лягушку (разные варианты есть), которые вылезают из дерьма (или болота) и спрашивают у родителей, почему они живут здесь, если им так плохо? А родители отвечают: "Это наша Родина". Переврала, конечно, но я все анекдоты перевираю, потому что не запоминаю.
Родина… Оказывается, действительно, есть какая-то сила, влекущая в мир детства и отрочества. И пусть ничего знакомого из теплого "вчера" не осталось, притягательная сила родного места от этого не слабеет. Есенин болел этим всю жизнь, бредил возвращением в тот гармоничный мир, где он оставил цельность и ясность. А ведь это все в нас самих заключено…