Читать «Хотеть не вредно!» онлайн - страница 107
Ольга Тартынская
— Здесь есть романс на стихи Гумилева.
— Давай поставим, — предложил Борис.
— Нет-нет! — испугалась я, прекрасно зная, как на меня действует эта музыка. — Давай лучше Владимира Семеновича! Тут у тебя хороший подбор.
Однако Зилов уже вложил кассету в магнитофон и нажал кнопку. Сильный сиповатый голос бывшего рокера запел пронзительно-романтическую композицию "Дышу тишиной". Сколько я грезила под эту мелодию, слушая ее перед сном! Совершенно, как шестнадцатилетняя школьница! Уместно ли это для дамы моего возраста? Или наоборот, пора? Моя мама в свое время на уговоры прочесть что-нибудь из того, что я читала — всякую приключенческую и романтическую чепуху — кокетливо отвечала:
— Я еще не в том возрасте, чтобы возвращаться к сказкам.
А ведь ей тогда было, сколько мне сейчас.
Конечно, деловой практический настрой сразу испарился, я почувствовала себя женщиной, желавшей сейчас только одного: приникнуть к возлюбленному и никогда с ним не разлучаться.
— Что ты делал эти два дня? — решаю я завести светскую беседу, чтобы подавить неуместные желания.
— Ждал.
Я поднимаю на него глаза и тут же опускаю, краснея: очевидно, на Бориса тоже воздействует музыка.
— И все? — предпринимаю я еще одну попытку предотвратить неизбежное.
Он лукаво улыбается:
— Не помню, — потом уже серьезнее добавляет. — Не поверишь, боялся выйти из дома: вдруг ты придешь. Даже в магазин не ходил.
Я пугаюсь:
— Два дня сидишь голодный?
— Да нет, что-то было у меня.
Он подошел совсем близко, это опасно. Я медленно отодвигаюсь. Взгляд падает на гитару, я беру ее в руки.
— Ты играешь?! Как раньше?
— Сегодня как раз подобрал одну песню. До этого сто лет не играл.
— Споешь?
— Спою еще. Иди ко мне.
— Нет.
Борис улыбается:
— Может, записку принесла, как тогда?
Я театрально возмущаюсь:
— Нам же не шестнадцать лет!
— Вот именно.
Зазвучал романс на стихи Гумилева.
Однообразные мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.
Я вспомнила одного студента, который, не надеясь сдать зачет, вышел из положения оригинальным способом. Он выучил этот романс и спел для меня. Расчет был точный: у студента оказался чудесный, чувственный голос, я, конечно, тут же растаяла и поставила ему зачет.
Но и она печальна тоже, мне приказавшая любовь…
— Слушай романс, — шепчу я, с мукой отстраняя его руки.
Тут дверь неожиданно распахнулась, и вошел Галочкин.
— Боря, я к тебе с просьбой. Ой, извини, помешал. — Однако он не поспешил уйти, а напротив, прошел дальше.
Я поправляю волосы жестом училки и сажусь на стул наблюдать, что будет дальше.
— Понятно, — коротко ответил Зилов и стал доставать бутылку и какую-то закуску.
Галочкин сделал вид, что смущен:
— Да ты мне только стаканчик дай. Я могу там, на крылечке.
— Садись, не строй из себя казанскую сироту, — Борис подтолкнул его к столу.
— А вы? Давайте вместе выпьем! — щедро предложил Галочкин.
— Ой, нет! — воскликнула я.
Борис тоже отказался. Я смотрела на него и не понимала: чего это он нянчится с этим пьяницей? Явно это занятие не доставляло ему удовольствия, более того, сию секунду совсем не вовремя было. Что мешает Зилову бесцеремонно выгнать Галочкина? Потом я поняла: память о Марате и чувство вины.