Читать «Ребята не подведут!» онлайн - страница 69

Так, в этом грозном, гнетущем молчании проходили дни, нескончаемо длинные дни. Габи даже хотелось, чтоб снова завыла сирена, снова заухали зенитки, засвистели бомбы, лишь бы кончилось это удручающее безмолвие. Иногда ему мерещилось, будто где-то звучат голоса, и тогда он вскидывал голову и смотрел на родителей: слышат ли они? Но нет, они ничего не слышали, — наверно, у него просто звенело в ушах от напряжения. Так он ошибался несколько раз… Но вот однажды встрепенулась и мать. Подняв глаза от шитья, она спросила:

— Что это может быть?

Со двора доносились едва различимые человеческие голоса.

— Я сбегаю посмотрю! — воскликнул Габи и опрометью выскочил из комнаты.

Голоса доносились со второго этажа. Глаза у Габи не сразу освоились с темнотой. Но потом он заметил, как на балконе мечется чья-то уродливая тень и что-то выкрикивает. Приглядевшись попристальнее, Габи разглядел Теофила Шлампетера, зеленорубашечника, в своих подкованных сапогах и в черных галифе. На плече у него висел автомат. Изогнувшись, он во всю глотку торжествующе вопил:

— Мира нет! Нет мира! Ми-ра не-ет!

Глава шестая ИТАК, НАЧАЛОСЬ

Рано утром Габи сел за донесение. Открыв тетрадь, он взял карандаш и задумался: о чем же, собственно, писать? Но писать нужно — в этом он был уверен. Пожалуй, прежде всего следует написать, что вчера вечером радио сто раз напоминала какому-то генерал-полковнику о необходимости «незамедлительно прибыть в Будапешт». Потом радио заладило без конца: «Внимание, внимание, слушайте важное сообщение…» — и наконец объявило, что 15 октября 1944 года власть в Будапеште, а может, и во всей Венгрии захватили нилашисты… Но ведь об этом движению Сопротивления известно и без его донесения! Или, может, написать, что зеленорубашечник ушел из дому с автоматом и с тех пор все еще не возвратился? Кто знает, где он ходит и что делает со своим автоматом? Но самое главное, надо написать в донесении об этой тишине и темноте, которые повисли над домом. О том, что после бурной выходки зеленорубашечника все кругом притихло: молчал двор, молчали ночь и улица за воротами, молчало даже темное небо — всюду тишина и безмолвие, будто кто-то соорудил над домом огромный стеклянный колпак и сквозь плотные стены этого колпака не проникало ни единого звука. И все вдруг стало каким-то бесцветным и будничным. Даже октябрьское утро было сереньким, пасмурным, а темно-желтый диск солнца, так и не пробив пелену тяжелых облаков, лишь тускло вырисовывался на небе.

И вдруг в этом сумеречном утреннем свете зловеще сверкнул сталью ствол автомата, а застывшую тишину вспорол неистовый крик:

— Эй, вы! Все во двор! Пошевеливайтесь!

Тревожно зазвенел под тяжелыми ударами рельс. Какой-то долговязый зеленорубашечник со шрамом на лице с явным удовольствием колотил по рельсу.