Читать «Живым приказано сражаться» онлайн - страница 104

Богдан Иванович Сушинский

— Да не знаю, куда. Говорит: надо подальше от этих мест, где никто не слышал ни о Беркуте, ни обо мне. Потом она сама даст знать о себе. Сообщит мне, а уж ты через меня… Э, да ты, вон, до сих пор в форме. Староста тоже говорит, что, мол, в немецкой форме разгуливает. Диверсант-одиночка. Ты что, и впрямь этот, диверсант?

— Будем считать, что всего-навсего партизан, отец. Неужели Мария даже приблизительно не сказала?…

— Может, и не хотела ничего говорить. Ночью ушла. За меня побоялась. Знает, что рано или поздно фашисты и до меня доберутся. А я могу выдать.

— Что, действительно мог бы?

— Мог, — отвел взгляд старик. — Мук не выдержу. Боюсь я этого всего: нагайка, пальцы в дверь… Я и сам думаю на пару недель сбежать отсюда. Брат у меня в соседнем районе. Может, потерпит полмесяца, пока все уляжется. Тут сейчас такое… Вон, Вишняка…

— О Господи, снова этот Вишняк! Объясни, пожалуйста, толком. Только сначала погаси лампу. — Громов осторожно обошел все окна, высматривая, нет ли кого поблизости. — И сразу говорю: Вишняка я не знаю и в доме у него никогда не был. Но лейтенант Беркут — это, конечно, я.

Они сели к столу. Какое-то время старик молчал, собираясь с мыслями. Категорическое отрицание Громовым того, что он бывал у Вишняка, окончательно загнало его в тупик. Вначале-то он считал, что лейтенант просто не хочет сознаваться.

— Тогда, может, это был другой парень? Очень похожий на тебя? Это я о том, который был у Вишняка. Правда, грудь у него забинтована — так я понял…

— Может быть. Он что, тоже лейтенант?

— Да нет, форма на нем не офицерская. Но я видел его, как тебя. Говорю: «Здравствуй, что ж ты сюда заходишь, а Марию не проведаешь?» А он (я-то думал, что это ты) отвечает: «Какая Мария, старик? Обознался. И вообще: ты не видел меня, я не видел тебя». Ну я, понятное дело: не видел, так не видел. Говорить дальше он со мной не захотел. Я тоже обиделся. Пришел, Марии рассказал. Она — в плач. Бросилась к Вишняку (дело это уже к ночи было), но тебя, ну, его то есть, там уже не было.

— Странная история. Он что, тоже назвал себя Беркутом?

— Нет, о Беркуте он ничего не говорил.

— И грудь у него была забинтована?

— Я видел бинт.

— Однако никакой раны на груди у меня нет. В этом очень просто убедиться.

— Теперь и так уже верю.

«Неужели это Крамарчук?! Неужто сумел вырваться из плена? Ну конечно, Крамарчук. Если похож, то кто же еще? И без раны ему не обойтись».

— Как ты попал тогда к Вишняку?

— Сам пригласил зайти. Встретил на улице, говорит: «Подсоби. Принеси харчей. Сколько можешь. Тут ко мне хлопец из лесу должен прийти. Их там лейтенант один собрал. Человек шесть…» Я как услышал про лейтенанта, так решил, что это ты и есть. А потом пришел, вижу, как будто действительно ты. Только в красноармейской форме и бинты… Ну так мало ли что… Я-то тебя мельком видел. Да и то ночью.

— Так, отец, так… Ты с хлопцами этими, что в лесу, мог бы как-нибудь связаться?

— Думаю, что ночуют они не в лесу, а в селе, у старухи. Она в том конце живет, в яру, возле леса. Как-то немцы наведывались к ней вместе со старостой и полицаями, но она прикинулась сумасшедшей. Хотя на самом деле это обычная сельская ведьма. Такая кем хочешь прикинется. Так вот, Вишняк намекал, что окруженцы вроде бы собираются у нее. А утром уходят в лес.