Читать «Утренний иней» онлайн - страница 19

— Ну, это ты еще узнаешь! — многозначительно сказала джинсовая девочка. — Это она, наверно, у тебя собачку увела?

— Нет! — обидевшись за Виолетту, сказала Настя. — Просто она ушла за пирожными и пропала.

— За пирожными? Поздравляю! Съела она давно твои пирожные! И коврижки тоже. Вот лимонад оставила, да все равно бутылки открыть нечем. А сама она в город укатила.

— Как в город? Надолго?

— Не надолго, а насовсем. Домой.

— Неправда!

— Неправда? — возмутилась девочка. — Да от Ветки Петровой всего можно ожидать! Мы уж в отряде от нее натерпелись!

— Зорь-ка! — донесся с поляны одинокий мальчишеский голос. — Та-ня! Мисс Зорька!

— Я пошла! — обрадованно прошептала сразу просиявшая джинсовая девочка. — Это меня! Я побежала! Мне некогда!

И, подхватив бутылки с лимонадом, она, смешно вскидывая длинные ноги в голубых, как и джинсы, кедах, вприпрыжку помчалась к поляне.

Настя, оставшись одна, не сразу поняла, почему так внезапно, так сразу и так крепко охватило ее безнадежное чувство одиночества.

И лишь чуть погодя, когда смолкли веселые голоса на поляне и поляна тоже осталась одна-одинешенька, Настя поняла, почему вдруг почувствовала себя такой одинокой — встреча с Евфалией Николаевной не состоится. Слишком ненадежный человек, от которого, оказывается, уже многие натерпелись, пообещал ей эту встречу. Евфалия Николаевна и в самом деле уехала, далеко и навсегда, и никто в целом мире не поможет Насте встретиться с нею.

* * *

Настя всегда знала, что учительских любимчиков в школе терпеть не могут. Однако же в интернате Настю любили именно потому, что к ней по-особому относилась Евфалия Николаевна. «Настенька!» — ласково говорила Евфалия Николаевна, обращаясь к Насте, и весь класс так же нежно, глазами всеми любимой Евфалии Николаевны смотрел на Настю. «Настенька!»

Настя и сама не могла понять, почему Евфалия Николаевна так сразу, с первого дня, выделила ее из всех. Может быть, так получилось потому, что в тот, самый первый день пребывания в интернате Настя сильно захворала. Ее положили в изолятор, и Евфалия Николаевна сидела возле нее целую ночь. И Насте все казалось, что очень близкий, очень родной человек, страшно обеспокоенный ее болезнью, сидит у ее постели. Казалось, что это мать рядом, а мать была далеко, в городе… Потом Евфалия Николаевна приносила ей мед и яблоки, а когда приехала из Дубовского бабушка-мачеха и оттеснила Евфалию Николаевну от Настиной постели, Настя надолго загрустила. Ну, а потом все время, все четыре с половиной года, было это ласковое «Настенька» и добрый светлый взгляд, обращенный к Насте даже тогда, когда она такого взгляда никак не заслуживала.

Иногда Насте казалось, что временами Евфалия Николаевна как-то странно и пристально, совсем не по учительски вглядывается в ее лицо, словно пытается узнать что-то знакомое в Настиных чертах. Что-то знакомое, но очень далекое. И Насте становилось не по себе.

— Это она от одиночества к тебе привязалась, — сказала как-то раз Насте сторожиха тетя Соня, тоже почему-то питавшая к ней, такой болезненной и слабенькой и даже вот целый учебный год пропустившей из-за болезни, добрые чувства. — Племянников у нее много, а своих детей нет. Ни детей, ни внучат маленьких. Никого… Сама ты что ж с матерью-то не ужилась?