Читать «Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2» онлайн - страница 54

Сергей Кургинян

На все возмущения моих друзей я отвечаю: «Идет политическая война».

Друзья говорят: «Мы же видим, что твое высказывание искромсано! Мы достаточно профессиональны, чтобы и более тонкие склейки улавливать. А тут — грубейшие вклейки. Таких склеек не было со времен НТВ Гусинского!»

Я отвечаю: «Идет политическая война».

Друзья говорят: «Ты не можешь не понимать, что Первый канал сознательно играет на стороне монстров либерализма, валяющихся на свалке история. А когда ты им оппонируешь, то кромсают не скальпелем — штык-ножом».

А я опять отвечаю: «Идет политическая война».

Друзья заводятся: «А как же эти, эти и эти (называются имена телевизионных работников)… Они на чьей стороне воюют? Они патриоты? Конъюнктурщики? Засланные казачки?»

Я: «Это совершенно нормальные люди. У них есть и позиция, и свой взгляд на происходящее. Дело не в них, а в Системе. Система входит в режим автоколебаний. А люди… Они же не только люди, но и функционеры этой Системы».

Друзья начинают называть еще более высокие имена.

Я: «И это нормальные люди. И у них есть позиция. Но если телевизионщики — функционеры Системы, то эти люди — высокие функционеры Системы. Надо смотреть правде в глаза — старая Система не выдерживает новых нагрузок. Она взяла на себя совершенно не свою роль. У нее парадигмальный кризис, понимаете? Не кризис функционирования, не кризис системной архитектуры, а кризис оснований. Это страшная штука».

Тогда друзья называют совсем высокие имена.

Я отвечаю: «А это — высочайшие функционеры Системы. Той самой Системы, которая не выдерживает нагрузок, путается в кодах, логистике. Вы мне имена называете?.. Имена вторичны. Любой функционер — заложник автоколебаний несправляющейся Системы».

Друзья отпускают ядовитые реплики. А когда телефоны умолкают, я остаюсь наедине со своими мыслями и понимаю, что для друзей события 1993 года не имеют метафизического смысла, а для меня имеют.

Я ценю то, что Путин назвал распад СССР геополитической катастрофой. И абсолютно убежден, что он сделал это от сердца, а не по конъюнктурным соображениям. Но для меня-то распад СССР — это метафизическая катастрофа. И я эту оценку считаю научной, а не базирующейся на симпатиях и ценностях. А из различия оценок качества катастрофы вытекает очень многое.

Главное — представление о необходимых действиях в посткатастрофический период. Травма пространства и травма смысла лечатся по-разному. Конечно, пространство связано со смыслом, а смысл с пространством, но это все-таки не одно и то же.