Читать «Доброе племя индейцев Сиу» онлайн - страница 40

— Сандула? Это у которого сын Михаил?

— Ну да. Вам, отец, тоже с него причитается — ухмыльнулся Митька.

«Батюшка» отмахнулся от старушек.

— Говоришь — Сандула?

— Сандула. А что, отец, боишься, что не даст? Твоя доля тут точно есть. — Митька заржал.

— Я не долю-у, — пронзительно запел поп. — Я тут у-умысел вижу!

— Что он тебя по площади погонял? Так то ж бык! Кто его знает, что у него на уме, у быка-то! Да и кто сейчас скотиной рисковать станет? При такой-то власти! — Митька хлопнул ладонью по прикладу карабина.

— Это не Афанасия умысел — сына его, вот чей! — крикнул поп.

— Сын-то его болен лежит, — подала голос тетка Мария, Мишкина соседка. — Вот скотина без присмотра и оказалась. Ты, отец, не гневайся понапрасну, не горячись. Да и гляди — время: уже храм открывать…

От отца Мишке, понятно, влетело. Так влетело, что лучше и не рассказывать.

Но разве не суждено было быку умереть этой осенью? На полмесяца раньше погиб Бужор, зато как героически!..

Все учел в этом деле Мишка. А что от отца попадет — на это закрывал глаза: уж больно был заманчив замысел — увидеть корриду с Гитлером на рогах.

Город для Аленки (рассказ о маме)

Мама у Аленки гример. Она работает в театре.

Каждый гример немного художник. Один больше, другой меньше. Каждый гример учился в театральном или художественном училище, рисовал, писал этюды, возможно, ему говорили, что у него есть талант художника. Или — что в нем пропадает талант художника.

Но гримеры чаще всего — скромные люди, и хоть они и верят, что в них есть (или пропадает) талант художника, за кисть берутся редко или никогда не берутся.

Разве что в крайнем случае.

Аленка заболела. Маме позвонили из школы на работу и сказали, что у Аленки высокая температура.

Аленка с мамой живут вдвоем в однокомнатной квартире.

Третий день у Аленки высокая температура, третий день мама не ходит на работу.

А в этот вечер температура поднялась сперва до тридцати девяти, а потом и выше. Маме стало страшно. Как бывает страшно мамам, когда у Аленок тридцать девять и выше, не расскажешь. Ни пером, ни кистью.

Когда приехала «скорая», у Аленки было сорок градусов. Врач, осмотрев Аленкино горло, сказала:

— Страшного ничего нет, — лицо у нее было спокойное и усталое, — давайте ей пирамидон с анальгином — это сбивает температуру. И компрессик на лоб. А мы сделаем укол…

Двое молодых санитаров стояли в дверях и смотрели на Аленку, на маму, на комнату — на парики на стене, на букет желтых кленовых листьев в вазе. Они за ночь бывают в десяти, наверное, квартирах и всё у разных людей. Им интересно смотреть, как живет тот или другой. Кто шофер, кто писатель, кто продавец, кто директор, а кто, может, и просто пьяница.

Потом они все ушли, и Аленка и мама снова остались одни. Аленка пылала. Она сама чувствовала, как у нее горит лицо. Странно только, что ничего не болело да и лежать ей не хотелось. Она даже не понимала — что страшного в температуре сорок. Наоборот: ей хочется разговаривать, играть… Хочется поговорить с мамой о враче, у которой из-под белого халата выглядывало такое старенькое пальто. И почему сразу три золотых кольца? И почему она прошла в комнату, не сняв в прихожей сапог? Ведь все снимают…