Читать «Доброе племя индейцев Сиу» онлайн - страница 37

— Ничего я не сдаюсь. Просто зло берет.

…Только на десятый день Бужор уловил, что к чему. Гитлер возникал перед ним одновременно с болью, значит он и был в ней виноват! И вот наконец бык поддел Гитлера рогом, раздался треск — и Мишка в радости отдал ему всю мамалыгу. Бужор с портретом на роге недоверчиво обнюхивал мамалыгу, он даже мычал, задрав голову, не решаясь ее брать, а ребята гладили его вздрагивающие исхудавшие бока и называли Бужорчиком и умницей.

Скоро Мишка понял, что купил мало портретов, видя, как Бужор, насадив очередной лист на рог, в злости мечется по выгону, а скинув, еще и топчет его копытами.

Мишке приходилось теперь уворачиваться или даже бросать портрет — так зол стал на Гитлера бык…

Прошло несколько хороших дождей, трава ожила после жаркого лета. Бужору дали волю, и он, не отрываясь, щипал траву.

Утра были уже холодными, росными. Только к полудню земля нагревалась настолько, что можно было на ней лежать и самим. Ребята выбирали пригорок потеплее и ложились. Валялись на траве, грызли сухой стебелек и разговаривали. Их дело было наполовину сделано.

О войне говорили и о довоенных днях. О немцах, которых так много шло, ехало и летело на восток. О наших, что где-то там, далеко отсюда, пытались остановить поток краснолицых, шумных, запыленных, спешащих на восток чужеземцев. Пробовали представить бои…

В селе о войне говорили разное. Одни говорили — что всё. Что немцы победили. Может, только на сибиряков еще надежда. Другие, которые где-то что-то слышали, рассказывали о кровопролитных для обеих сторон боях. Но и первые, и вторые соглашались, что сила пока у немца.

Зато Сенин дед не сомневался, что немцев погонят. Дед в последнее время много курил, табак у деда был крепчайший, дед от него кашлял, кашель походил на треск дерева, когда его раскалывают клином, к тому же дед весь дымился, будто его подожгли… Он ничего и никого не боялся, махал рукой, рубя дым, и говорил, что было уже, когда и немцы, и шведы и кто угодно шли на Россию, и все уходили побитые, и так будет, и на этот раз, потому что Россию нельзя завоевать; вот как разозлится народ по-настоящему, полетят тогда немецкие танки и вся их техника вверх тормашками…

Хорошо было слушать деда в эти минуты!

В другие он ходил молчаливый и все покряхтывал, как деревянный мост, по которому везут тяжесть.

Класс пел молитву вполне сносно уже, когда отец Петр объявил, что послезавтра, в воскресение, будет открытие церкви.

Сенька толкнул Мишку, Мишка толкнул локтем Сеньку.

В тот же день Мишка показал Бужору последний портрет Гитлера. Бужор, ни секунды не помедлив, как снаряд полетел на фашиста. Они снова отдали быку всю мамалыгу и вдвоем гладили его холку и бока. Он теперь хорошо разбирался в политике, Бужор.

В субботу пошел мелкий дождь, но скотину все равно погнали пастись, потому что дома ее кормить было нечем. Ребята надели на головы мешки и сидели в овраге, разведя в печурке, сделанной в стене оврага, огонь. К вечеру Мишка расчихался, и другу пришлось бежать к «батюшке», чтобы предупредить его, что Мишка Сандул заболел и не сможет завтра пойти с хором на открытие церкви. Отец Петр разговаривал с двумя старушками-сестрами, которые собирали по селу иконы для церкви. Он отмахнулся от Сеньки, погрозив, однако, что еще узнает, чем это заболел Сандул, он еще проверит… и прогнал его.