Читать «Горит восток» онлайн - страница 190

Сергей Сартаков

19

Свистят и воют в трубах арестантских бараков холодные осенние ветры. День и ночь мечутся они в открытой степи. Трясут мелкий черный прутняк. Гонят пески по отлогим откосам холмов, набивают их в узкие лощины. Такие же злые и жестокие, врываются в горные цепи, дробятся там средь бесчисленных падей и распадков и, гудя, уходят за перевалы.

Черная тоска гложет сердце каждого, кто не сможет заснуть под этот унылый, тягостный вой. И вплетается горькая песня в тоскливый посвист ветра над крышей барака, режет глухую темь беспокойной ночи…

Ах, зачем ты меня, доля,

До Сибири довела?

Не за пьянство и буянство

И не за разбой ночной —

Стороны родной лишился

За крестьянский мир честной…

Душно п жарко на верхних нарах. Ветер свистит и воет противно, надоедливо. Середа храпит так страшно, будто сейчас разлетится его голова. Павел усмехнулся, сел на нарах, свесил ноги. На нижних нарах несколько человек тянули песню:

Ах, ты доля, моя доля!

Доля горькая моя…

Айда, Павел, спускайся к нам! — крикнули ему снизу.

Петь не хочу, — отозвался Павел, — и так тоскливо сегодня.

Ну, поговорим.

Посторонись, на голову наступлю! — Павел спрыгнул на нижние нары. Впотьмах нащупал рукой свободное место, сел.

Сбегу я, братцы, нынче, — мечтательно сказал один из арестантов. — Придумал, как.

Ты, Никифор, уже сто раз придумывал.

А теперь сбегу.

Застрелят!

И пускай.

От нашей стражи не уйдешь.

Знать бы верный заговор от пули, — сказал Никифор, поглаживая пальцами впалые щеки, — вот тогда бы хорошо! Ты, Яков, не знаешь?

От пули никакой заговор не спасет, — возразил Яков, обхватывая жилистыми руками колени. — На хитрость лучше надеяться. Знаю я случай. Передавали.

Ну расскажи.

И все, кто не спал, плотно придвинулись к Якову. Нет в каторжной тюрьме ничего заманчивее, как рассказы о побегах.

На постройке рудника одного было это, — начал Яков. — Два друга — Вася Воронов и Федя Климов. Раньше-то незнакомы были они, в тюрьме уже подружились. Вася — студент из Казани, а Федя — матрос с Черноморья. Васе за вольные речи дали двенадцать лет, а Феде — пожизненную. Капитана корабля он в воду спустил — жестоко тот с матросами обращался. Друзья Вася с Федей — водой не разольешь. А со стороны смотреть — люди вовсе разные. Вася — тоненький, стройный, и голос у него как у ангела. Запоет — вся тюрьма замирает. А Федя — силач. На плечи себе рельсу положит и песет, как коромысло. Идет, и не споткнется, и голову прямо держит…

— Это сила! — донеслось из дальнего угла.

— Шевельнет плечами — тело у него так и играет. Двумя пальцами, как клещами, мужику руку зажмет, — тот не вытерпит, закричит. На работах всегда рядом с Васей и все помогает ему: тачки ему насыпает, за него бревна носит — бережет друга.

И вот по весне один раз под вечер, после работы, сел на окошко к решетке Вася и запел. Створки начальство открывать разрешало. Новый начальник приехал.

Поет Вася, поет, заливается. Все в тюрьме замерли, слово, звук один пропустить боятся — до того задушевно поет человек. А против окна, за тюремным двором, ходит дочь начальникова и тоже слушает. Гимназистка, может, она, образованная, в больших городах, в театрах всяких бывала, и дивно ей, что в глуши такой, в тайге, из тюремного окна голос слышит чище звонкого хрусталя. Кончил Вася петь, а дочка начальникова с места не сходит, все в окно глядит. '