Читать «Горит восток» онлайн - страница 168

Да. Но цель наша — победить, а не просто жертвовать собой.

Для меня пожертвовать собой — легче всего.

Значит, тебе еще по-прежнему борьба, захватывающая массы, решительная борьба — кажется чем-то отталкивающим.

Нет, не отталкивающим… Но с этим трудно примирить свое сердце. Миша, ведь я привык спасать жизни людей… Беречь их… Жизнь человека для меня священна.

Вошла Ольга Петровна, подняла их с дивана.

Можно серьезные разговоры чуть отодвинуть? А сейчас поужинаем. Вы знаете, что значит для хозяйки подать блюдо в лучшее для него время? Да, да, именно для него, а не для ожидающих ужина.

Они прошли в гостиную. Уселись за небольшой круглый стол. Все было приготовлено и даже жаркое уже разложено на тарелки.

Вот видите, — сказала Ольга Петровна, — даже в ущерб хорошему тону я ваше время щадила до последнего. Врачи уверяют, — Ольга Петровна посмотрела на сына, — что для правильного пищеварения полезен смех за столом и легкая болтовня. Я не придерживаюсь этого правила. Поэтому не принимайте мое замечание всерьез и продолжайте начатый вами разговор. Если, конечно, его возможно продолжать при мне.

Ольга Петровна, — улыбаясь, сказал Лебедев, — я вам доверяю даже больше, чем Алеше.

Алексей» Антонович обиделся.

Вот не ожидал, Миша! — проговорил он. — Конечно, я очень рад за маму, но в чем я перед тобой провинился?

Некоторыми взглядами, которых ты еще придерживаешься.

За воспитание сына всегда отвечает мать, — сказала Ольга Петровна, — теперь вы обидели и меня, Михаил Иванович.

Простите. Но это именно я и хотел сделать, — засмеялся Лебедев.

Ольга Петровна задумалась. Действительно, хотя и посмеиваясь, но Лебедев сказал горькую правду: оберегая своего Алешу от судьбы отца, она сделала его слишком мягким. Сердце, сердце матери, как часто, переполненное чрезмерной любовью, ища для своего ребенка легкого пути в жизни, ты ставишь его на самый тяжелый!

Михаил Иванович, — сказала Ольга Петровна, чтобы сделать разговор за столом не таким трудным, — возможно, я вас заставлю повторить то, что вы уже рассказывали Алеше, но мне самой хочется услышать от вас что-нибудь о нашей Анюте. Вы, вероятно, знаете?

Я не успел еще рассказать Алеше. — Лицо Лебедева сразу стало строгим и чуть печальным.

А я не успел добиться ответа от Миши, — сказал Алексей Антонович, не замечая перемены в лице Лебедева. — Он, видимо, не знает, как тоскливо бывает без писем от любимого человека.

Вы давно виделись с нею, Михаил Иванович? — Ольга Петровна подала ему чай.

Лебедев ответил не сразу. Он думал: нужно ли ему, по крайней мере, смягчать удар?

Анна Макаровна арестована, — сказал он и отодвинул стакан.

Арестована? — переспросила Ольга Петровна.

Боже! — вырвалось у Алексея Антоновича. — За что? — И где она?

Она под Иркутском, в Александровском централе. Осуждена на два года. Ее выпустят в феврале девятьсот пятого.

Алексей Антонович вышел из-за стола, остановился у комода, где рядом с алебастровыми слониками по-прежнему лежала маленькая пестрая галька — память о прощании с Анютой. Что это — ничего не значащий сувенир, дань пустой сентиментальности? Или это постоянное напоминание о большой и глубокой любви к человеку? Есть она — любовь? Или остался только этот пестренький камешек? Последний раз, при встрече в Томске, Анюта сказала: «Алеша, когда люди гибнут в борьбе за общие цели, за свободу, это не страшно. Страшно погибнуть, не принеся никакой пользы». И Анюта теперь идет все время прямо к хорошо ей видимой цели, идет, не останавливаясь ни перед чем. А он? Как мало делает он! Да, Лебедев ему верит. Но ведь одно — только не быть предателем, другое — помогать пассивно и в мелочах и — третье — вести борьбу самому, решительно и твердо. Так, как Михаил, как Анюта. Но почему же он не рядом с ними, а где-то позади них? Ведь он тоже верит в справедливость борьбы за освобождение народа, тоже стремится всей душой к этому! Так что же его отделяет от Михаила и от Анюты? Он не хочет, чтобы гибли жизни человеческие. Но оттого, что он, врач Мирвольский, этого не хочет, разве меняется что-нибудь? Он не хочет, а Анюта уже в тюрьме; он не хочет, а отец его погиб на каторге; он не хочет, а каждый день гибнут люди…