Читать «Композитор» онлайн - страница 11

– Мальчик он симпатичный. Можно сказать, тихий мальчик. Но иногда так закричит… – пожилая няня отводила глаза.

– Все дети плачут. Что тут такого?

– Дети пищат. У них голосок ангельский. А ваш… Он не хнычет, не плаксится, как остальные. Он ревет!

– Понимаю. Самому не нравится, но что ты хочешь? У Маркуши на глазах родители погибли страшной смертью.

– Вот и мне страшно, когда он ревет. Не могу себя заставить к нему подойти, бежать хочется, куда глаза глядят. Вы уж извините меня, Семен Львович, но не могу я с ним. Отпустите. Может, нервы уже не те. Найдите няню помоложе.

Но с молодыми нянями происходило то же самое. Большинство исчезали без предупреждения, даже не требуя денег за работу.

И настал день, когда Семену Львовичу пришлось ухаживать за племянником самостоятельно. Очередная няня неожиданно сбежала, а новую сердобольные знакомые обещали прислать только завтра. Рамазинский, конечно, мог себе позволить свободный график посещения редакции. Но вечерами в дни премьер его присутствие в театре было обязательным. А осень, как известно, пора самых важных премьер.

В этот вечер театр Мейерхольда давал официальную премьеру "Бани" Маяковского. Это была первая постановка скандальной пьесы после громкого самоубийства поэта весной этого года. Подробная рецензия на следующее утро всенепременно должна была лежать на столе главного редактора.

Вечером Семен Львович брезгливо перепеленал малыша, сунул в склизкий ротик с прорезающимися зубками бутылочку молока с соской и стал дожидаться, пока тот насытится и закроет наглые глазки. Более хлопотного дня в своей жизни он не припоминал. Уход за ребенком извел его окончательно. Ему казалось, что он насквозь пропах неприятным запахом детских выделений, который теперь никогда не выветрится. Вдобавок верный бульдог Герцог явно взревновал хозяина к малышу и постоянно лаял, заявляя о своих правах на прогулку.

Измотанный критик посмотрел на часы. Не хватало еще из-за несмышленыша опоздать на важную премьеру. Семен Львович громко выругался, и на бодрствующего ребенка, и на наглого кобеля, трущегося под ногами, махнул на обоих рукой, накинул плащ и выскочил под промозглый московский дождик.

На спектакль он успел. До окончания представления критик выкинул из головы домашние проблемы. Затем последовала небольшая пьянка для избранного круга, которую для приличия называли фуршетом. Семен Львович, активно налегая на дармовую выпивку, старался не забывать о главном. А главным для опытного критика было выяснить отношение ответственного работника комиссариата культуры к неоднозначной постановке. Но хмурый чиновник, сославшись на недомогание, покинул мероприятие неприлично рано. Что это: черная метка для постановки или слабость здоровья кабинетного работника? От правильного ответа зависел общий характер будущей рецензии.

Раздражаясь от неопределенности, Семен Львович выпил значительно больше, чем следовало. В голове сталкивались две прямо противоположные идеи. Разгромить постановку или написать хвалебную оду гению Мейерхольда. И то и другое прожженный критик мог сделать мастерски. Причем в качестве аргументов использовал бы одни и те же факты. Мысли путались, раздражение нарастало.