Читать «Классик без ретуши» онлайн - страница 88

Николай Мельников

Характер Магды очерчен достаточно в первых главах романа. Невольно создается удивление, когда узнаешь, что «забавы ради» Магда целыми днями висит на телефоне, приводя весь Берлин в исступление; хотя Сирин и утверждает, что ее научил этому Горн, не веришь этому — не всегда авторский подсказ принимаешь на веру; читатель в своем восприятии сам хочет разбираться в подобных вещах. Через несколько строк находишь отгадку столь неожиданного поведения Магды. «В виду этих Магдиных утех, неудивительно, что Максу не удавалось добиться телефонного соединения», известить Кречмара о тяжело больной и умирающей дочери.

Таких примеров какой-то «футбольной» изобретательности можно привести несколько, но этот один иллюстрирует в достаточной мере другие.

Роман изобилует такими выражениями, как: «стучать и ухать всем телом», «расставили ноги хером», «она так первые дни плакала, что прямо удивлялась, как это слезные железы не сякнут», «выйти пройтись», «шоссейная дорога гладко подливала», «нежно ёжиться», «промышляли швейцарским делом» (занимались уборкой), «со сквозняком в животе», «похахатывать», «хлебать из его стакана», «почихивать», «пронырливо ее ласкал», «все заурчали».

На втором месте после любимого слова «забава» стоит «уют»: «уютно спросила», «уютно трясся бюст», «Зегелькранцу стало неуютно», «неуютное прикосновение белья к коже».

Кроме такой глухоты в романе встречаются и чисто стилистические погрешности: Макс «писал, несмотря на свою толщину, стихи, которых (!) никому не показывал, и состоял в обществе покровительства животных».

Есть и такие замечательные фразы — об уборке, «производимой пылесосом, который остроумно совокуплялся с лифтом» — акт, несмотря на всю свою противоестественность, действительно остроумный! Есть выражения, словно целиком взятые у Эдгара Уоллеса: «Скажи, как ты вынюхала, что у меня нет денег?», но в общем язык Сирина с большой примесью одесского арго, на который так и хочется ответить: «Алешаша, возьми полтоном ниже!»

Все вместе взятое портит роман, глушит те хорошие, к сожалению, редкие места, по которым можно говорить хотя бы отдаленно о каком-то авторском мастерстве. Роман до странности похож на комнату Магды, о которой пишет сам автор: «Он оглядывал гостиную, и его поражало, что он, не терпевший безвкусия в вещах, полюбил это нагромождение ужасов, эти модные мелочи обстановки».

Новое русское слово. 1934. 1 апреля. С. 8

Владислав Ходасевич

Рец.: Камера обскура. Париж: Современные записки; Берлин: Парабола, 1933

Дрянная девчонка, дочь берлинской швейцарихи, смазливая и развратная, истинное порождение «инфляционного периода», опутывает порядочного, довольно обыкновенного, но неглупого и образованного человека, разрушает его семью, обирает его, сколько может, и всласть изменяет ему с таким же проходимцем, как она сама; измена принимает тем более наглый и подлый вид, что совершается чуть не в присутствии несчастного Кречмара, потерявшего зрение по вине той же Магды; поняв наконец свое положение, Кречмар пытается застрелить ее, но она вырывает браунинг и сама его убивает.