Читать «Палка» онлайн - страница 8

Как уже упоминалось, отделение наше было закрытым. Некоторые, например, Гусь, жили в нем, не выходя на улицу, целый год. Смена медсестер и санитарок длилась с девяти вечера до девяти утра и с девяти утра до девяти вечера, то есть две смены. Каждая заступившая смена пересчитывала наличие на этаже больных. Вот косари и прятались кто куда, чтобы цифры не сходились. Например, идет Клава-баптистка по палатам и пересчитывает нас, а Жора, Ильдус и Борода прячутся во второй палате под койками. Студент встает в углу, будто читает, а у него за спиной Малек прячется. И вместо, допустим, пятидесяти насчитывалось сорок семь или сорок пять. Естественно, начинался скандал. Не дай Бог упустить психа из отделения, это же катастрофа. (Дело в том, что полтора года назад из отделения ушел-таки один придурок. Бывший военный летчик угодил каким-то боком в секту, увяз и получил сдвиг по фазе. Религиозный фанатик какой-то стал. За час до смены дежурных прапорщика одного, алкаша, который над ним смеялся, побил, выскочил в коридор, разбежался — и пропал. Никто так и не понял, как это произошло. А в девять, как открылась дверь из отделения на лестничную клетку, он — как с потолка упал — толкнул санитарку, выбежал и могучим прыжком взлетел к узенькому и оттого не зарешеченному окошку под самым потолком. Выбил стекло — и был таков. В этой секте, оказывается, кроме каких-то священнописаний, изучалось ниндзюцу. Этого психа потом военные сбили, когда он пытался бомбардировщик угнать, на самом взлете.)

За такие невинные шалости, как пугание санитарок, обычно не наказывали некому было. Репрессивным органом были врачи, работающие с десяти утра до семи вечера, а наказывать все отделение (ибо виновников переполоха вычислять не успевали — прятки прекращались) невозможно — лекарств не напасешься. Наказывали за громкий смех, за бузу, за курение. Студента, меня и Малька, а вслед за нами и Хряка репрессировали за мое радио.

Однажды, когда я долеживал в психушке второй месяц (а было это в первых числах июля), радио у меня в башке играло целый день. И во время тихого часа я открыл рот, чтобы ребята тоже послушали, что в стране делается. Разумеется, на звуки музыки прискакала Татьяна — самая злобная из санитарок. Она была очень красивой, ей было за тридцать, и лично я чувствовал в ней нечто шаманское. Хряк всегда смотрел на Татьяну с какой-то тоской и любовью, и мы поначалу думали, что он влюбился, но оказалось все гораздо проще: Хряк сказал Кузе, что Татьяна очень похожа на его мать, которая умерла. Кстати, именно к Хряку Татьяна относилась мягче всего и даже позволяла читать после отбоя. Так вот прискакала Татьяна и сразу в крик:

— Откуда у вас радио?

— Какое радио? — говорю.

— Сейчас здесь играло радио!

— Откуда здесь радио, Татьяна Сергеевна? — с жаром вступился за меня Студент.

— Действительно, откуда? Кто нам мог дать приемник, если у нас в Хибаровске даже знакомых нет?!

Татьяна видит, что не права, поворачивается и собирается уходить. И тут я — не знаю, откуда на меня такое озорство напало, — снова рот открыл. Как грянет музыка! Татьяна аж вздрогнула. Развернулась, а я рот на замок.