Читать «Мастер» онлайн - страница 20
Бернард Маламуд
Яков побледнел и кивнул.
У Николая Максимовича глаза увлажнились. Снова ему пришлось высморкаться.
— Он всегда плачет, когда читает Нагорную проповедь, — сказала Зина.
— Я всегда плачу. — И, откашлявшись, Николай Максимович продолжал:
— «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».
Милостивые, подумал мастер, вот он отчего плачет.
— «Блаженны изгнанные правды ради, ибо их есть Царство Небесное».
Переходи уже к вознаграждению, переходи, думал Яков.
— Ах, это особенно трогает, — сказал Николай Максимович, опять утирая глаза. — Знаете, Яков Иванович, я несчастный человек, в сущности, меланхолик, пью горькую, но ведь есть и другое кое-что за душой, хотя недавно я чуть не спалил на себе костюм — уронил горячий пепел с папиросы на брюки, и не сообрази моя Зина окатить меня водой из кувшина, был бы из меня теперь обгорелый труп. А пью я, батенька, потому, что угораздило меня родиться с такой чувствительной душой — я куда острее других чувствую скорби жизни. Дочь вам подтвердит.
— Да, правда, — сказала она. — Он на редкость чувствительный. Когда прежний наш щеночек, Паша, умер от чумки, папа неделями куска не мог проглотить.
— Когда Зина, маленькая, тяжело переболела, я каждую ночь плакал над ее увечной ножкой.
— Да, правда, — сказала она, и глаза у нее заблестели.
— Я все это вам рассказываю, чтоб вы знали, какой я человек, — объяснил Николаи Максимович Якову. — Зина, угости-ка нас чаем, пожалуй.
Она внесла на серебряном тяжелом подносе и выставила на мраморную столешницу два фаянсовых горшочка с вареньем из персиков и цельных ягод малины и венские булочки, масло.
Это безумие, я знаю, думал Яков, — распивать чаи с богатыми гоями. Но он с жадностью набросился на угощение.
Николай Максимович подлил молока в свой стакан и намазал булочку маслом. Ел он прихлюпывая, будто пил свою еду. Потом еще глотнул чая, поставил стакан и обтер пухлые губы льняной салфеткой.
— Я хотел бы предложить вам скромное вознаграждение за вашу своевременную помощь.
Яков поспешно поставил стакан и встал.
— Мне ничего не надо. За чай спасибо, а я лучше пойду.
— Сказано по-христиански, но сядьте-ка и послушайте, что я скажу. Зина, налей Якову Ивановичу еще чаю, да потолще намажь ему булочку вареньем и маслом. Яков Иванович, вот что я хочу вам сказать. У меня на следующем этаже пустая квартира, недавно освободилась — совершенно неподходящие оказались жильцы, — четыре прекрасные комнаты, нуждающиеся в ремонте. Если вы благоволите принять на себя этот труд, я предлагаю вам сорок рублей — больше, чем я обыкновенно плачу, но ведь и случай особый. Разумеется, тут вопрос благодарности, но разве не приятней вам будет поработать, чем преспокойно принять от меня несколько серебряных монет? Какая ценность в деньгах, полученных без труда? Предложение работы есть признание заслуг. Хотя я вам несказанно обязан — я мог бы задохнуться в снегу, Зина говорит, — разве предложение работы не более почтительное вознаграждение, чем простая оплата деньгами? — Он пристально вглядывался в Якова. — Вы, стало быть, согласитесь?