Читать «Персиковое дерево» онлайн - страница 11

Так что злые и перепуганные стражники топтались себе внизу, раздираемые внутренними противоречиями и никак не способные решить, кого же они все-таки опасаются больше, а Конан, злой и голодный, в предвкушении веселой разминки поглядывал на них сверху, попутно размышляя над тем, чего бы еще на них уронить.

В этот момент Эсаммех и появился — маленький, седенький, с козлиной бородкой и льстивыми манерами, кланяющийся через слово и растягивающий все многочисленные морщины своего невероятно сморщенного лица в вечной беззубой улыбке от уха до уха.

Он непрестанно что-то говорил, улыбался и кланялся, кланялся, кланялся… Он кланялся всем — сержанту, хозяину гостиницы, оторопевшим служкам, Конану, стражникам — всем вместе и каждому в отдельности. И очень скоро все оказалось улажено самым прекрасным образом.

Стража ушла, вполне удовлетворенная: сержант — позвякиванием в кошельке, а стражники — сохранностью зубов. Довольный хозяин, тоже разбогатевший на пару монет, скрылся в глубине дома и больше не надоедал Конану разными глупостями. На верхний этаж при помощи веревки был подан обед, вполне ублаживший Конана, а тем, что осталось от лестницы, с энтузиазмом занялись четверо малолетних оболтусов, обрадованных неожиданным развлечением.

* * *

Обычно после обеда настроение Конана менялось к лучшему. Особенно, если еда соответствовала его представлениям о трапезе приличествующей настоящему варвару. Поэтому благодушно рыгнув, Конан согласился принять шустрого старичка. Принять и выслушать. Просто принять и выслушать — ничего более…

Вот тут-то и выяснилось, что предлагать старичок желает вовсе не от своего имени.

Выяснилось, правда, не сразу — оказавшись в занимаемой Конаном комнатушке, старичок по-прежнему улыбался, кланялся и говорил, говорил, говорил… Говорил он много и цветисто. О добрых старых временах, когда жили настоящие герои, покрывшие себя неувядающей славой. О сложности современной поры для достойного человека, когда настоящие герои вынуждены наниматься в охранники к разжиревшим купчишкам или служить в городской страже.

Говорил он все вроде бы правильно. Только вот через поворот клепсидры Конан поймал себя на том, что клюет носом, убаюканный плавно текущими восхвалениями.

Это его слегка рассердило.

И потому он демонстративно громким зевком прервал очередную тираду и приказал старичку отвести себя к хозяину. Поскольку он, Конан, переговоров о важных делах со слугами отродясь не вел, а подобное шустрое трепло никем другим просто не могло быть.

Он понял свою ошибку сразу, едва переступив порог уединенного дома на окраине Шадизара — куда привел его старик. Выяснилось, что словоохотливость была свойственна не только слуге. Пусть даже и доверенному.

* * *

Хозяин шустрого старичка, туранский принц Джамаль, был точно так же суетлив и пышнословен. На этом, правда, все сходство между ними заканчивалось, поскольку хозяин был молод, смугл, высок и черноглаз. Блестящие волосы его метались за спиной беспокойными черными крыльями, когда резко менял он позу или взмахивал руками, пытаясь жестами усилить свои слова. Не в силах усидеть на месте, он метался по внутреннему закрытому дворику и говорил, говорил, говорил. Его руки тоже непрестанно метались, разбрызгивая по серым камням яркие отблески от самоцветов перстней. Камни были такой ослепительной яркости и величины, что заставляло человека понимающего непременно усомниться в их подлинности.